В каждом человеке с раннего детства живет тайная потребность, а иногда жгучее желание разделить с кем-то значимым свое бытие. Быть услышанным, понятым, замеченым. В детстве важно, чтобы это были именно родители, а не чужие тетя и дядя. Когда становишься взрослым, ждешь близости и взаимности от того или той единственной. Потом, в зрелости, ищешь ее рядом с собственными детьми. Но часто так выходит, что делиться собой с теми, кто дорог — для многих роскошь. В голову приходит гнетущий вопрос: «Почему?». Что-то не так с этим миром или мы не такие?
Найди меня
Когда трехлетний ребенок играет в прятки, он очень хочет, чтобы его нашли! У взрослых, часто вызывают улыбку те « укромные» места, куда он помещает себя, в надежде быть поскорее найденным. Дети постарше, более смышлёные, прячутся хитрее, но даже они обнаруживают себя звуками, если их слишком долго не находят.
Быть найденным, замеченным, услышанным кем-то — значит не только установить связь с человеком, но и вернуть себе себя. Будучи найденным, обнаруженным другим, через него, отражаясь в нем, я обретаю уверенность в подлинности своего существования.
Так происходит на самых ранних этапах детства, но то же самое остается актуальным, хотя и в несколько ином качестве, на протяжении всей человеческой жизни. Понять какая я женщина, можно только в общении с мужчиной, какая я мать — только в общении со своими детьми, и т.д. Как я верю —можно понять только через личные отношения с Богом. И никак иначе. Человек подлинно проявляется только на границе контакта с другим человеком. Только в отношениях с другими мы можем что-то узнать и о них, и о себе.
Лимит общения, который часто воспринимается как одиночество, означает не просто разобщение с людьми, а нехватку близких отношений с ними. Присутствие людей, не способных дать ощущение близости и теплоты, усугубляет одиночество.
Быть одному не всегда значит быть одиноким. Это скорее субъективное переживание собственной оторванности, отделенности от значимого круга людей, от сообщества, которому принадлежишь, от своей культуры, от природы. Одиночество как болезнь — это утраченные связи и неспособность их восстановить.
Наиболее остро мы ощущаем одиночество, как ни удивительно, в ситуациях интенсивного и, порой, принудительного общения — в городской толпе, среди знакомых, в кругу собственной семьи. Размышляя о странной потребности человека бросаться в ненужные и не приносящие полноты и радости отношения, Николай Бердяев писал: «Ужас от своей покинутости и предоставленности своей судьбе без всякой помощи, без всякого соединения с другими людьми, и побуждает к принудительному устроению общественной жизни и человеческой судьбы».
Переживание одиночества связано с глубоким ощущением обесцененности собственной личности, переживанием мучительной ненужности, нелюбимости и собственного бессилия любить.
Опасная близость
Люди ищут спасения от одиночества. Каждый спасается, как может. Сейчас даже не хочется перечислять все те грустные, а, порой, страшные вещи, которыми заглушают боль одиночества. Единственное действенное лекарство — это близость. Близость человека с человеком, человека с Богом. Но как ее достичь, создать? Какие нужны условия? И что такое близость вообще?
Почему-то вспоминается школьное время. Девочки-подружки хвастаются своей дружбой, называя друг друга самыми близкими, потому что знают друг о друге все. Это загадочное «все» до сих пор волнует меня и не дает покоя. Неужели количество известной информации о человеке дает основания к близости? Мой компьютер знает обо мне больше, чем мой муж. Могу ли я сказать, что у нас близкие отношения? И действительно ли полезно знать «все», каждый ли может это вынести?
На моей памяти есть несколько примеров похороненных отношений. Причиной их гибели было стремление людей быть как можно ближе друг к другу, ничего друг от друга не скрывать, отвечать на любой вопрос и говорить только правду. Мне тогда казалось — что может быть прекрасней таких порывов? Что может быть прочнее и долговечнее таких отношений? Однако…
Но когда желание ничего не скрывать друг от друга, говорить «правду» становится центральной идеей отношений, тогда близость может превратиться в кошмар.
«Я хочу, чтобы ты все знал обо мне».
«Я хочу, чтобы ты знала обо мне все».
Однажды это «все» может превратиться в адские муки для обоих. Когда «правду» подают не аккуратно, вдумчиво, как бы медленно разрезая десертным ножом, а рубят топором. И слово для этого есть подходящее — правдорубство. Сразу по аналогии вспоминается пословица о лесе, который, когда рубят — щепки летят. Говоря такую «правду», разве думают, что приносит она в сердце другого человека? Уверенность в том, что правда и максимальная откровенность — единственный залог близости, лишает возможности ясно ощущать личные границы другого человека.
Как легко теряется зыбкая грань, где откровенность превращается в душевный стриптиз, а то, что мы называем правдой — в простую констатацию свершившегося факта, не имеющего уже особого смысла и ценности.
Хочется спросить: есть ли во всем этом место для любви? И что такое близость? Близость с любовью, без любви или вместо любви? Парадокс, но последнее возможно. Такая себе попытка создать близость, замешанную не на любви, а на страхе одиночества и желании быть кому-то нужным. Как фаустовский гомункулус — недочеловек, так и это искусственное образование, именуемое близостью, обречено на провал и содержит в себе семена будущей трагедии.
Почему любящие внимательны к тому, что говорят, стараются подбирать слова? Видимо, из боязни ранить, огорчить. И здесь важно понимать разницу между зрелой любовью и влюблённостью. Влюбленные в своих эмоциональных порывах бывают нечаянно жестоки. Максимализм влюбленных может стать причиной катастрофы в отношениях: или все, или ничего.
Нормальное человеческое желание делиться собой, своими мыслями и чувствами с другим человеком может превратиться в непреднамеренную пытку. Если это желание не основано на любви и не застраховано совестью. Там, где нет любви — все превращается в грех. Зачем близость, в которой нет любви? Зачем тебе это страшное зрелище — вывернутое наизнанку в порыве откровенности содержание моей памяти и психики, когда я показываю себя без любви к тебе? Зачем мы вообще друг другу без любви?
В атмосфере нежности
Редкое такое, ускользающее явление — нежность. Может быть даже не явление, а сущность, та, которая содержит в себе суть, как говорят философы. Если любовь — это цемент близости, то нежность — ее атмосфера. Воздух, без которого душно и тесно. Это тысяча ненавязчивых мелочей, которыми люди дают понять друг другу: «Ты мне важен», «Я беспокоюсь о тебе», «Люблю тебя»…
Почему-то нежности принято стесняться. Ее прячут, порой, даже от самих себя. Как прячут какой-то изьян, больное место. О ней не кричат, а говорят тихо или шепотом. Хотя, как иначе о ней говорить?
В нежности человек уязвим, потому что открыт, потому что безоружен. Кажется, Лао Цзы, сказал, что все нежное и слабое — живое, а все сухое и твердое – мертво. В нежности, действительно, заключена огромная оживляющая сила. И это, как раз, та евангельская сила, о которой говорил Спаситель, что она в слабости совершается.
Кто-то сказал, что любовь — это заболевание нежностью. Опытным психиатрам известно, что при многих душевных болезнях нарушена или отсутствует способность к нежности. Когда душа не на месте — трудно устанавливать человеческие связи.
Подвиг доверия
Странная это штука — доверие. Люди говорят о нем чаще, чем в действительности им обладают. Или они просто не знают, о чем говорят? У С. Кьеркегора есть сочинение под названием «Страх и трепет». В нем он пытается осмыслить кое-что важное о доверии через отношения пророка Авраама с Богом. Бог, по непонятным для пророка причинам требует от него, абсурдную, немыслимую вещь — принести в жертву единственного и долгожданного сына. Будь Авраам слепым фанатиком — в его действиях не было бы никакого смысла. Но он был здравомыслящим человеком, преданным Богу. К моменту драматического действия у него уже сложились определенные отношения с Творцом. И это были отношения доверия. И вдруг столь неожиданное требование. Он мог отказаться, но не отказался. Отправился со страхом и трепетом приносить Богу непостижимую жертву.
Ключевым моментом во всем, что происходило дальше и в том, что дал Аврааму этот опыт — были страх и трепет. Так как именно они являются лакмусом подлинности того переживания, которое носит название «доверие».
Доверие — важная составляющая близости. Но именно в таком, кьеркегоровском понимании: где есть страх, трепет, неопределенность и риск. И твой ответ, и твой шаг, рискованный и мужественный шаг к разделяющей пропасти.
Если я доверяю по-настоящему — мне всегда так или иначе страшно, я трепещу перед готовностью и способностью другого принять меня, мое. В акте доверия я позволяю другому сотворить со мной нечто по его усмотрению. Я трепещу, боюсь, но вместе с тем надеюсь, что происходящее будет во благо мне и нам обоим. И когда доверие не обмануто в опыте – рождается вера.
Время для вечности
Близость — несколько вовремя полученных строк, вовремя сказанных нужных слов. Это полнота присутствия в жизни друг друга. Когда тебе не жалко времени, проведенного вместе. Когда это время не потрачено, а подарено. Может быть, даже вырвано, взято взаймы у чего-то тоже важного. Но для того, чтобы отдать его в дар близкому человеку, именно тогда, когда он в нем нуждается. Не опоздать, не разминуться во времени, а быть вместе вовремя.
Близость рождается не за одну минуту и уходит не мгновенно. Как и все живое, она растет и развивается во времени, временем питается и живет. Одна близкая женщина как-то сказала: «Все, что рождается — рождается для вечности». В этих словах я слышу надежду и ответственность, чувствую щедрость нашего милосердного Создателя. Почему так часто нам не хватает времени для вечности?
P.S.
Вроде бы простые вещи: он читает ее книги, смотрит ее кино, слушает музыку, может быть, даже не являясь фанатом жанра или автора. Не ради самообразования или эстетического удовольствия. Для того лишь, чтобы быть ближе к ней через то, что она любит и ценит. И это взаимно.