Магазин назвали супермаркетом совершенно несправедливо. Внутри воняло выхлопами генераторов и продавали дешевый алкоголь. Алкоголь сам по себе простое, недорогое и доступное средство достижения счастья. Получасовое дешевое счастье бедняка. Дешевизна местного алкоголя, как и остальных продуктов, была относительной, разница всего в каких-то пять процентов. Но тем, кто каждый день сводит концы с концами, почему-то кажется, что именно разница в пять процентов на банке килек в томатном соусе и делает людей миллионерами. Что уж тут говорить о пиве или водке. Поток будущих миллионеров весело звенел бутылками и растекался по окрестностям, где незамедлительно и беспощадно предавался счастью. А потом шел за новой дозой — ведь счастья много не бывает.
На заднем дворе супермаркета справляли нужду и разыгрывались драмы. Человеческая любовь среди человеческих экскрементов. Драмы были нешуточные — крики, стоны, кровь. Однажды все лето, с завидной регулярностью сюда приходила неинтеллигентного вида пара. Они быстро выпивали все, что приносили с собой, а потом долго кричали от своей боли. Он обвинял ее в непонимании. А она его в том, что водка для него дороже любви. Лето кончилось, они не нашли понимания, не нашли любви. И пропали.
Однажды вечером меня задавил велосипед. Мне нравится слово «задавил». В нем проявляется жесткое, непреклонное, решительное — как в фильмах о сильных и мужественных людях. Решительности часто не хватает в жизни. Как и мужества. Отсюда и любовь к таким фильмам или хотя бы словам. Поэтому «задавил» — это мое слово. А вот слово «велосипед» — не мое. Какой-то обман в нем, лукавая сансара, унылый фатум, бесконечный бег по кругу, паутина колесных спиц. И уж совсем мне не нравится, когда велосипед меня давит. Очень злая ирония — все, что нас убивает, нам же и придает сил. Требовать понимания, например, или просить любви. Или дешевый алкоголь.
Однажды в полночь я остановился, чтобы запомнить теплую и мягкую осень. Много солнца, в меру дождей, никакой тяжелой одежды. Удар колеса пришелся сначала по одной ноге, потом по другой. Что-то твердое, решительное ударило в спину. Наверное, руль. Досада была сильнее боли, а я уже много дней ходил под впечатлением того, как общаются между собой будущие миллионеры. Общались они всегда решительно, но не всегда литературно. Точней всегда — нелитературно. Я громко произнес нелитературное слово из пяти букв, потом из двух. И еще несколько. На велосипедиста не смотрел. Зачем? В сущности, я вообще обращался не к нему. Мои жесткие слова, которыми я для чего-то с детства придавал себе мужественности, были обращены куда-то вверх. От безысходности, наверное. Потому что, если ты родился в районе, где из сотни человек девяносто девять озабочены только тем, чтобы купить банку килек в томате на пять процентов дешевле, то ты всю жизнь потом носишь в себе этот район. Это — твоя родина, куда бы ты ни бежал от нее.
Ушибленные места болели, поэтическое осеннее настроение оказалось испорченным, никакой болдинской осени не вышло и на этот раз. Но хуже всего было другое. Самое худшее началось, когда водитель велосипеда стал извиняться. Ох, как невыносимо он извинялся! Какое искреннее сожаление, какое раскаянье, какое море участия и сопереживания. Мягкий, как эта осень, интеллигентный голос и абсолютно неприличная здесь литературная речь. Я спросил откуда Вы тут такой в 11 часов ночи? Он сказал: еду червячков купить для рыбалки. Я спросил, что так мечтаете о рыбе, что давите людей? Мне было все еще больно, но при этом ужасно неловко за свои первые слова из двух и пяти букв. И еще за всякие, в которых буквы сразу так не посчитаешь. Он сказал: не в рыбе дело. И опять стал извиняться. Выглядел он так, будто вот-вот спросит, как пройти в библиотеку. В двенадцатом часу теплой осенней ночи.
Я пошел в магазин дышать выхлопами генераторов и надеждами на жизнь миллионера. Пять процентов манили, экономия на банке килек обещала яхты и пляжи. А когда вышел, то опять увидел его. Велосипед он держал в руках и опять стал извиняться. Я забеспокоился. Какая то уже чеховская ситуация. А вдруг он расстроится и умрет? Абсурдно. Захотелось сбежать и предаться счастью на заднем дворе магазина. Мне порой бывает очень жаль, что я уже никогда не смогу достичь счастья таким легким путем. Даже на полчаса — все что меня не убивает, уже давно убило.
Я спросил: какую рыбу ловите? Он сказал: рыба разная, это же Днепр. Но клюет в основном, красноперка. Я спросил: разве рыбу отсюда можно есть? Он сказал: едят, но для меня это неважно. Слушайте, сказал он, мне правда неудобно, что так вышло. Мне тоже сказал я. А где вы червячков покупаете?
И вот, я сижу на берегу и смотрю на воду. Вода меня успокаивает, дает надежду, прибавляет решительности. На берегу много потенциальных миллионеров с бутылками счастья из дешевого супермаркета. Они тут везде. Возможно, их специально привозят со всей страны. Или со всего мира. Они сидят, стоят, ходят за добавками. Все время курят и одинаково противно плюют на землю и на воду. От запаха дешевого табака у меня начинает болеть голова. Но я знаю, что это не от запаха, а от злости. Злость пахнет сильнее всего, особенно своя. Я смотрю по сторонам, но напрасно. Велосипеда нигде не видно. И я чуть не пропускаю первую поклевку.
Рыбка увесистая, сопротивляется, борется за свою жизнь. На мгновение я становлюсь мужественным и решительным, я чувствую себя добытчиком, охотником, воином. Воин не тратит слов, когда его сбивает велосипед. Сразу вспоминаю литературных классиков, молчу, но про себя думаю — прости меня, рыбка, я скоро убью тебя, а ведь ты была моим братом. Братиком. Чушь, конечно. Но на рыбалке часто думаешь всякую, вроде бы, чушь. А иногда и нет.
Чешуя у красноперки, как серебро высшей пробы, а плавники красные. Они похожи на маленькие крылья или на большие красные перья. Наверное, рыбы мечтают о том, чтобы летать. А может, они там, в воде и думают, что летают именно они, а чайки, которые на них охотятся — просто болтаются для чего-то в воздухе.
Я наловил много птицерыб с красными перьями и решил сделать из них таранку. А потом раздавать возле магазина местным миллионерам. Ведь в конце концов, мы с ними из одного района. И стремимся, по сути, к одному. К любви, к пониманию. К счастью.