Не знаю, как вы, а я очень шелковицу люблю. Наверное, так же сильно я люблю еще только крыжовник. Но только тот, который спелый. Он мне напоминает крошечный арбуз. Не вкусом, конечно, а видом. Такой же зеленый и полосатый. Но вот когда неспелый попадается — мне не нравится. Он не жуётся и такой кислый, что аж скулы сводит.
С шелковицей нам повезло. В нашем дворе, прямо возле гаражей, есть огромное дерево черной шелковицы. Оно, наверное, даже выше пятого этажа. А если пройти немного между гаражами и свернуть налево, то на территории детского сада есть дерево белой шелковицы. Оно, конечно, поменьше, но и не такое маленькое, как вишня в огородике под моими окнами. Детский садик огорожен металлическим забором, но мы между его прутьями вполне себе запросто пролезаем.
А недавно мы узнали, что Валька, оказывается, никогда не пробовала шелковицы. Представляете? Там, где она жила, до переезда в наш дом, никаких вкусных деревьев не росло. Как она сказала, из хоть чего-то стоящих деревьев там была только ива. Поэтому мы с Мишкой и Артемом решили исправить такую несправедливость и повели её к нашей шелковице.
Артем сразу же полез выше всех, как всегда. Он говорит, что самые вкусные ягоды — на самом верху. А мы с Мишкой остались пониже. У каждого из нас были свои любимые ветки, которые мы себе повыбирали еще в прошлом году. Я считаю, что любые спелые ягоды — вкусные. Независимо от высоты.
Валька стояла возле дерева, смотрела на нас снизу и сначала вообще залезать не хотела. Она сказала, что это не девчачье дело, и мы просто можем нарвать ей немного шелковицы. Но мы её всё-таки уговорили и помогли взобраться на самую нижнюю ветку, где она так удобно устроилась, будто всю жизнь по этому дереву лазила.
Мы срывали шелковицу, ели сами, а в пакетик, свернутый из газеты, складывали ягоды для Вальки. Сначала Артем на своей верхотуре насобирал половину, а потом передал пакетик нам вниз. Я незаметно попробовал высотную шелковицу. Ну вот, честно, никакой разницы с той, которая с моей ветки.
Мы с Мишкой дособирали пакетик до самого края и передали вниз Вальке. Артем даже спустился немного, чтобы увидеть её реакцию. Нам всем было так интересно, как будто мы за этим деревом сами всю жизнь ухаживали и вывели новый сорт.
Валька заглянула внутрь, выбрала ягоду побольше, осмотрела её со всех сторон и съела. Потом сразу же вторую. И третью. Потом она уже не выбирала, а просто брала те, которые попадались первыми.
Наконец, Артему надоело ждать реакции:
— Ну? — требовательно спросил он. — Как тебе?
Валька посмотрела на нас и сказала:
— Это самое вкусное, что я ела за всё это лето!
Мы с Мишкой с улыбкой переглянулись. Наша любимая шелковица нас не подвела.
Мне бы, конечно, хотелось, чтобы Валька сказала, что это самое вкусное, что она ела за всю жизнь… Но и за лето — тоже неплохо! Я еще подумал, что прошла только половина лета, поэтому у Вальки еще много времени остается попробовать что-нибудь новое.
— У вас там еще на ветках осталось? — Валька передала нам пустой пакетик.
— Конечно! — сказал Мишка. — Сейчас мы тебе его мигом наполним.
И мы снова начали собирать шелковицу для Вальки. Я решил, чтобы было по-честному, одну ягоду съедать самому, а другую — откладывать в пакетик. Чтобы по очереди. Мишка, как я увидел, выбирал для Вальки ягоды побольше, а сам съедал все остальные. Каждую шелковинку он внимательно оглядывал, пытаясь на глаз определить, достаточно ли она велика, чтобы ею поделиться. Шелковица ему, как назло, попадалась почти одинакового размера, поэтому в пакетик он откладывал не так уж и часто. Артем, после признания Валькой вкуса шелковицы, потерял всякий интерес к собирательству и теперь занимался
тем, что старался сорвать ягоды с самых дальних веток, до которых еще никогда не дотягивался.
Наконец пакетик наполнился, и я протянул его вниз. Валька его уже почти взяла, но тут я дернулся и уронил пакет на землю.
— Ты чего!? Я ж старался! — завопил Мишка. — Иди теперь, поднимай.
— Видел я, как ты старался. Пять штучек всего положил, — я смотрел вниз. Мне было жаль собранную шелковицу и Вальку, которой она не досталась.
— И ничего и не пять!
— А сколько?
Мишка не нашелся с точным числом:
— Зато самую большую!
— Они тут все одинаковые.
— Кто? — спросил Артем сверху. — Что у вас там вообще происходит?
Мишка прокричал ему, сложив ладошки рупором:
— Этот растяпа собранную шелковицу уронил!
Я сказал:
— Ты еще громче скажи, чтобы весь двор знал.
— А чего ты общую шелковицу выкидываешь?
— Я не выкидываю, я уронил.
— С чего вдруг?
Я помолчал и потом тихо, чтобы не услышала Валька, сказал:
— На меня гусеница залезла.
Но Валька все равно услышала. Слух у нее был, как у орла зрение.
— Ты чего, гусениц боишься? — спросила она. 
Мне стало неловко, но деваться уже было некуда и поэтому я ответил:
— Я акул боюсь, а гусеницы мне просто неприятны.
Валька улыбнулась:
— Они же безобидные.
Меня это не успокоило:
— А чего они ползают и все такие волосатые?
Мишка встрял:
— Не все!
— Я знаю, что не все. На других деревьях они какие-то маленькие и зеленые. А на шелковице почему-то всегда огромные, какие-то толстые и с ворсинками во все стороны.
Сверху донесся голос:
— Это они на шелковице отъедаются. Наверное, в ней витаминов много.
— Ну мне то от этого не легче, — сказал я. — Фу, зачем они вообще нужны?
Валька сказала:
— Ну, гусеницы, они же не просто так существуют. Из них потом бабочки получаются.
Мне, если честно, было совершенно все равно какие бабочки откуда берутся:
— Бабочки — они где-то. На цветах там, на траве. А гусеница — она вот здесь, прямо на мне. А сколько их таких еще вокруг ползает?
— Это ты зря, — примирительно сказала Валька. — Это же природа, так устроено.
Мне не понравилось, что Валька этих противных гусениц защищает:
— Неправильно все это. Если бабочка красивая, она должна быть красивой всю жизнь.
Я придирчиво осмотрел ветку, на которой сидел, в поисках затаившейся гусеницы.
— А то, что это получается? Сначала бабочка — гусеница и я ее не люблю и даже смотреть на нее не могу. А потом она — бабочка и мне нравится.
Мишка согласно кивнул:
— Бабочки вообще самые красивые. После павлинов.
Из верхних веток появилось лицо Артема:
— Можно подумать, ты, когда родился, сразу красивым был?
— Кто? — спросили мы с Мишкой одновременно.
— Ну не я же, — сказал Артем.
Я сказал:
— Главное, что я маме нравлюсь. Все остальное — ерунда.
А Мишка ответил:
— Я хотя бы не мохнатый и листья на деревьях не объедаю.
Валька смотрела на нас и смеялась.
— Вот лягушки, например, тоже не сразу лягушками рождаются. В самом начале жизни они — головастики, — сказала она.
— Сравнила… — не согласился я. — Головастики где-то в воде барахтаются, а гусеницы — по моему любимому вкусному дереву ползают. Пусть бы на тополе жили. Или даже на акациях. Нет, им сюда надо.
Я сорвал еще несколько ягод.
— А если они про тебя точно так же думают? — не унималась Валька.
Мне не нравилось, что обо мне кто-то может плохо думать. Пусть даже и гусеница:
— Не выдумывай, Валька. Гусеницы не умеют думать.
Артем наконец спустился к нам.
— Было бы хорошо, если бы у гусениц было свое какое-то дерево, на котором они бы все и жили. А к нам не лезли, — сказал он.
Валька спросила у него:
— А ты тоже их боишься?
Я её быстро перебил:
— Я же сказал, что не боюсь, а просто на дух не переношу.
Артем не обратил внимания на мои слова и ответил Вальке:
— Чего их бояться? Они же маленькие. А про специальное дерево я сказал для того, чтобы было понятно, что вот на этом есть гусеницы, а на других деревьях — нет. Я думаю, это было бы удобно.
Мишка сказал:
— Наверное, все-таки, скучно бы было.
Валька добавила:
— А, может, это так специально природой задумано.
Мне стало интересно.
— Что именно?
— Ну вот вы любите шелковицу. Но получаете ее не просто так, вам надо гусениц избегать. Надо их победить. Или страх свой перед ними перебороть. Вы вроде как на охоту выходите. Как настоящие добытчики в древности.
Эта мысль мне так понравилась, что я даже не стал в очередной раз напоминать Вальке про то, что я не боюсь гусениц после ее слов про «перебороть страх».
Я посмотрел на Артема и Мишку. Стало понятно, что такая мысль им тоже пришлась по душе.
У Артема был такой вид, будто он действительно на охоте, а у ног сидит его верная собака охотничьей породы.
А Мишка зорко высматривал на ветках гусениц, которые могут попытаться отобрать его урожай шелковицы.
Я сказал:
— Ну если так, то я, так и быть, готов их еще терпеть. Только, чур, чтобы по мне не ползали. Дерева им мало…
— После этого пойдем охотиться на абрикосы! — предложил Артем. 
— На абрикосах крошечные гусеницы, зеленые которые, — сказал Мишка.
Я вздохнул:
— Ничего не поделаешь, придется побеждать и их. Валька, ты с нами?
Она согласно кивнула:
— Только мне надо сначала домой зайти, руки от шелковицы помыть. Они вон, черные все. А если я ела так же, как и вы, то, наверное, и вокруг рта у меня все покрасилось.
Я улыбнулся:
— Ничего ты, Валька, в охоте не понимаешь. Все знают, что следы от черной шелковицы хорошо оттереть можно только белой шелковицей. Она у нас тут недалеко водится.
Мишка сказал: