В один солнечный ноябрьский денек родился мой сын. За окном дома, наполненного молочными малышами, стояли голые деревца, прохожие согревали улицы своим теплом, выпуская облачка пара.
Насладившись эйфорией свершившегося чуда, мы с мужем рассматривали нашего нового родственника: до чего раскосые глазки, носик-то какой большой, сам синенький — не холодно тебе, сынок? Приняв человечка таким, какой он есть, я выдохнула и посмотрела на мужа:
— Значит, умным будет.
— Видимо, да, — подтвердил он.
Спустя пару месяцев, на домашнем питании, на всем натуральном, Димка лежал в моих объятьях уже таким пузырем, лежал да причмокивал, а я не могла поверить своим глазам: «Я кормлю собственного дедушку!» — до того они были похожи друг на друга. Глаза Димчика округлились, носик на фоне выросших щек уже не казался большим. Весь он порозовел и теперь уже вызывал сплошное умиление.
Муж, возвращаясь с работы, по пути домой частенько придумывал сыну прозвища: Димон-лимон, Димон-кардамон, Димон-удивлен, Димон-восхищен. Димон не обижался, в крайнем случае смущенно прятался за меня.
Когда мой дедушка впервые увидел правнука, он не заметил никакого сходства. А на наши восторженные «вы же — как две капли воды!» лишь улыбался — конечно, ему было радостно от того, что у него появился продолжатель рода.
Димчик-родимчик с рождения был ласковым и застенчивым человечком. И сколько бы новых имен ни получал от своего папы, не возгордился и не стал уверенным в себе мальчуганом. Он оставался робким мальчишечкой.
Когда Диме было 2,5 года, а его сестренке Кате почти 6, мы с ними втроем отправились на неделю жизни в лесу, в палатках. Это был фестиваль людей, переехавших из пыльных городов в поселки, хутора и даже поля, которые они превращали в сады. С песнями и открытыми объятиями они съехались на берег древней живописной Роси и стали делиться секретами счастливой жизни на земле. А главный из них: ценить простые радости.
Фестиваль кружил в хороводах нарядных девушек, смелых парней, милых бабушек, мудрых старичков с длинными бородами и волосами, подчеркнутыми очельями. К ним подбегали босоногие детки и устремлялись в веселые танцы вслед за детскими сердцами, стучащими во взрослых закаленных телах.
Дима тоже хотел быть одним из них, но не решался. И когда я брала за руки пляшущих людей, он крепко держался за край моей юбки и не отставал ни на шаг.
Куда бы я ни шла — умыться, принести воды или сделать фото — Димчик семенил за мной, не отпуская ни на мгновение мой палец.
Катю я видела редко. Она нашла стольких друзей, что ей жалко было тратить время даже на обед, и ела она на лету, лишь бы снова вернуться в игру. Однажды вечером она прибежала ко мне, обняла впервые в жизни настолько крепко и сказала: «Мамочка, я так тебя люблю!». Может, ваши дети произносят эти слова каждый день, но не Катя. Для нее это значило, что она благодарит меня за подаренное ей счастье. Обняла и убежала.
С маленькой сцены звучала песня:
Шел по светлому пути
Богу милый человек,
И в его глазах всегда сияло солнце.
Он сумел остановить
Суеты безумный бег,
Для живого мира отворил оконце.
Шел без ропота,
Внемля света шепоту,
Не загадывал,
Жил и Бога радовал…
И маленький Дима впервые ощутил в себе свободу. Он отпустил мою ладонь, расставил свои ручки и кружился, глядя в звездное небо. С того вечера Дима все время звал меня на танцы.
Мы втроем, каждый по-своему, ощутили радость свободы, единения с природой и родственными душами. Солнце августа грело нас самыми теплыми и нежными лучами, как вдруг раздался телефонный звонок:
— Я даже не знаю, как тебе сказать… Сегодня ночью умер дедушка.
Звуки веселья не померкли, они стали невыносимо лишними. Хотелось, чтобы ветер шелестел листьями как можно громче, чтобы, кроме деревьев, вокруг не было никого.
Но жизнь продолжалась, и мне просто не удавалось осознать, что случилось непоправимое, то, к чему никто не был готов, и что никто не сможет изменить.
В который раз Бог оградил меня от похорон близких — я не успевала добраться с детьми через полстраны и попрощаться с дедушкой. Так нужно. Так будет лучше для нас, спасибо, Боженька.
Я пыталась услышать, каково сейчас дедушке. Мне казалось, он чувствует себя мальчиком, которому первый раз предстоит идти в школу, одному, без родителей, в неизвестность. Его последнее лето окончилось. Ему было страшно, и я старалась поддержать дедушку: «мы с тобой, ты сможешь».
За все три дня ни одной слезинки я не выплакала. Я утешалась тем, что дедушка прожил долгую жизнь и не страдал перед смертью долго. Не лежал прикованным к кровати месяцами, не винил себя за то, что другие ухаживают за ним, не унижался этим.
На четвертый день за обедом позвонил мой папа и спросил, что привезти из дедушкиных вещей. Он стал перечислять, называя обычные бытовые предметы, но в них так явственно воплотился мой дедушка:
— Три новых набора ножей.
«Он был человеком с щедрой душой, не проходил мимо качественной утвари. По старинке покупал ее по несколько экземпляров. Пока есть — нужно брать. А потом дарил всем, кто сам пожалел на себя потратиться».
— Четыре поломанных чайника и два рабочих.
«По профессии дедушка был инженером-электриком. И ему было попросту жаль видеть, как сгоревшие чайники создают собой мусорные свалки. Он разбирал их и, заменяя испорченные детали, давал им новую жизнь. И снова раздавал нуждающимся».
— Сколько удочек и снастей!
«Дедушка был заядлым рыбаком. Он рассказывал, как ходил на ночную ловлю, и для меня это было верхом упорства и выдержки».
— Тут твой плюшевый медведь лежит.
«Однажды летом у бабушки я сильно заболела, и мы пошли в больницу. Добрая тетя-врач, как обычно, осмотрела меня, назначила таблетки, а напоследок выписала самое главное для меня лекарство:
— Купите внучке мягкую игрушку, она будет лечить девочку.
По пути домой мы с бабушкой зашли в магазин игрушек, я выбрала большого оранжевого медведя и пошла с ним в обнимку. С тех пор я с ним засыпала каждую ночь, выздоровела и стала лечить его, делая настоящие уколы шприцами из бабушкиной аптечки. Мишка жил в Сосновке, домой в Киев его не брали, чтобы не занимал место баночек с вареньем в сумке. Каждое лето мишка был моим лучшим другом, пока однажды я не выросла и по приезду позабыла спросить, где же он. Медведя отправили в гараж, и я о нем не вспоминала 20 лет, пока не увидела его в маленькой дедушкиной квартирке в Славутиче. Перевозя свои вещи из гаража Сосновки, он взял с собой моего медведя, здесь посадил его в кресло, и они вместе смотрели по вечерам новости.
Дедушка хранил все мои письма и открытки, хотя места для них на столе хватало едва ли». Все эти материальные вещи сделали нашу утрату осязаемой на ощупь.
— Папа, не продолжай, — попросила я, не в силах остановить хлынувший поток слез.
Мы попрощались, и я вернулась к Диме, ожидавшему меня за столом с пустой тарелкой. Я насыпала ему каши:
— Жаль, — говорю, — что масло мы забыли в палатке.
— Надо принести, — серьезно отвечает мне он.
— Неохота идти.
— Я схожу.
— Давай, — шутя отвечаю я. — Бутылочка с маслом в синей сумке. — Продолжаю спокойно — конечно же, Дима сейчас скажет «идем вместе».
Но Дима встает со скамейки и сам идет в сторону леса.
— Ты не в ту сторону, — улыбаюсь ему, я же знаю, он позовет меня за собой.
— Так быстрее, — отвечает мне он.
Я не верю своим ушам и глазам, провожая взглядом своего застенчивого сына. Он заходит в лес, уверенно сворачивает на нужную тропинку и, не оглядываясь, скрывается за деревьями.
«А что, если заблудится? Ведь будет плакать и звать меня, пойду, погляжу».
Я дошла до места, откуда Дима снова стал виден мне, прислонилась к сосне с кастрюлей каши в руках и, наминая ее с аппетитом, поняла, что это чудо — подарок дедушки для меня. Что он уже на небесах. Они с Боженькой послали мне улыбку, и я с высохшими слезами смотрела вслед сыну.
Он быстро дошел до лесных качелей, задумчиво посмотрел куда-то вдаль и ушел в направлении нашей палатки. Во всем лесу их было около 200. Но он нашел нашу и принес из нее сумку. Пустую, правда, без масла, но тоже синюю.
— Вот, мама, нету, — удивленно произнес Димка.
Я стала перед ним на колени и крепко-накрепко обняла. Над нами звучала песня:
…Шел по светлому пути
Богу милый человек
В бесконечность пролегла его дорога.
Чтобы следовать за ним,
Придержи безумный бег,
Ведь для счастья нужно так совсем немного:
Жить без ропота,
Внемля сердца шепоту,
Не загадывать,
Жить и Бога радовать.