Со Светланой мы познакомились в августе далекого 2007 года, на одном из международных семинаров. Организаторы устроили нам три незабываемых дня на берегу моря. Что сказать об августовском море человеку, влюбленному в него с незапамятного детства, но волею многих обстоятельств, живущему в каменных джунглях промышленного города? Ничего… Молчать и вслушиваться в многоголосье волн, впитывать каждой клеткой, возвращаться к себе, в дом души, чтобы навести в нем порядок.,
Впервые я увидела ее на берегу, провожавшей закатное солнце. Мы поравнялись. Она улыбнулась просто и искренне. Я улыбнулась в ответ и пошла дальше.
Во время семинара разговорились, появился взаимный интерес. Встречались вечером у моря, гуляли, разговаривали. Выглядела Светлана значительно моложе своих сорока с хвостиком — лучистая улыбка, большие голубые глаза. Высокая, обаятельная женщина с ямочками на щеках.
Поделилась, что недавно вышла замуж, хотя уже есть взрослая дочь от первого брака. Новый муж намного моложе — любовь всей жизни, настоящая, с тяжелыми испытаниями. Рассказывала, как вместе переживали сплетни и кривотолки вокруг их «противоестественных» отношений и неравного брака. Как тяжело расставалась с «бывшим», который долго не оставлял в покое. Как они с любимым мечтали о ребенке, и как потеряли его еще не рожденным. О периоде отчаяния и печали, пережитом вместе после этого.
Моя знакомая показывала фотографии венчания: она — счастливая, в подвенечном платье, надетом впервые в жизни, и в неположенной по возрасту фате. Он — смущенный, но не менее счастливый, в строгом костюме лиц. Прервав рассказ, вдруг тяжело выдохнула: «Я бы все отдала, чтобы родить ему ребенка!». Но полгода назад у нее обнаружили рак: «Врачи настаивают на операции, но я не хочу. Хочу остаться женщиной во всех смыслах. Операции не будет! Есть же другие способы?». «Другими способами» оказались самовнушение и самолечение сомнительными методами народной медицины.
Отчаянный фанатизм и убежденность в победе над болезнью силой мысли, удалял ее от действительности и от людей. Как так получилось, что мы сошлись тогда — до сих пор для меня загадка. С людьми Светлана общалась неохотно. Большую часть дня она слушала запись аутотренинга и сдержанно раздражалась на тех, кто мешал этому процессу.
В последней нашей беседе разговор зашел о страхе перед жизнью и смертью. Светлана была возбуждена, и неважно себя чувствовала: «Мама, бабушка и сестра умерли от рака груди. Я всегда боялась, что придет и моя очередь… Мама сделала много абортов, и я думаю, что моя болезнь — расплата за убитые в ней жизни».
Изо всех сил она пыталась найти выход, просчитать возможные варианты событий, чтобы обнаружить ошибку, приведшую систему к сбою, и поскорее исправить. Болезнь считала наказанием за содеянное предками и за долгожданное счастье, которое она «украла» у жизни. Из темной бездны ее отчаяния временами прорывались яркие вспышки радости, оптимизма и жизнелюбия. Она искренне пыталась бороться, как могла, как умела.
Мы обменялись адресами, попрощались с обещанием быть «на связи» и разъехались по своим городам. За полгода — несколько писем друг другу. На последнее мое письмо она не ответила. Я писала еще несколько раз, но ответа не получила. Нашлись общие знакомые, от которых пришли известия о состоянии Светланы. Она лечилась дома под наблюдением знакомого онколога. Друзья доставали редкие лекарства на травах. На какое-то время и я заразилась ее восторженной верой в чудесную способность организма к самоисцелению. Надеялась, что все получится: она чудом поправится, родит и будет жить долго и счастливо.
Я не знала, чем помочь. Светлана разорвала отношения со многими знакомыми и друзьями, прежде всего с теми, кто пытался убедить сделать операцию и начать серьезное лечение. Позже я поняла, что так она экономила силы, которые стремительно убывали с каждым днем.
За два года я узнала, что эксперименты с самолечением закончились осложнениями и усилили тяжесть болезни. Начались «химии», на которые уже особой надежды не было…
…Ступить в лес означало навсегда закрыть себе путь назад, смотреть вперед, не оглядываясь по сторонам. Еще на входе в ущелье к страннику прибилась мохнатая охотничья собака и уже много дней неотступно сопровождала его, предупреждая об опасности.
Конь ступал тяжело и твердо по каменистой почве. Под его копытами то и дело сновали ядовитые гады. Рыцарь в максимилиановских доспехах с поднятым забралом сосредоточенно смотрел вперед. В его отрешенном взгляде скрывались следы глубоких раздумий. Суровое лицо было отмечено печатью пережитых страданий, и трудно давшимся смирением перед непостижимой волей Всевышнего.
Правой рукой он держал длинное копье, наконечник которого венчал лисий хвост — напоминание о необходимости уничтожать всякую ложь на своем пути, дабы не запутаться и не сбиться с дороги. В левой руке он крепко держал поводья своего коня. Путь через ущелье опасен. Если конь вздыбится от испуга или сорвется в галоп — крепкая рука седока не позволит свернуть с пути…
«Мужество — это способность действовать вопреки своему страху и тревоге». Этими словами немецкого философа и богослова Пауля Тиллиха, Светлана начала наш семинар. Она лежала на кровати в небольшой комнатке своей квартиры. В углу, перед большим образом Спасителя, горела лампада. На стене — фотографии любимых людей, родных. На потолке вырезанные из белой бумаги аппликации облаков. На полу стопки книг — «Житие Паисия Святогорца», «О встрече» Антония Сурожского и «Мужество быть» Пауля Тиллиха. Рядом ксерокопии одного из академических портретов Тиллиха и средневековой гравюры Альбрехта Дюрера «Рыцарь, смерть и дьявол».
Весной 2009 года коллеги сообщили, что Светлана проводит у себя дома встречи для тех, кто интересуется религиозным экзистенциализмом и темой мужества. Она вела семинары по философии Пауля Тиллиха. Я немедленно отправилась на встречу с человеком, оставившим в моем сердце странный неизгладимый след.
Если бы мне пришлось говорить с кем-то о духовном преображении — я бы рассказала о Светлане. И дело не только в изменяющей силе болезни. Хотя и в ней тоже. Мне удалось увидеть в ее глазах нечто столь прекрасное и мощное, что потом встречала всего несколько раз. Обо всех этих людях можно сказать, что они «отважились» на безвозвратное. Отважились, став на путь (любви, страдания, долга, спасения), честно пройти по нему до конца.
Сейчас, когда я пишу о Светлане, мне вспоминаются эти люди и строчки из Пастернака: «А корень красоты — отвага, И это тянет нас друг к другу». И невольно разделяю с Паулем Тиллихом печальную радость открытия Спинозы, что «все прекрасное, столь же трудно, как и редко».
Светлана встретила нас по-хозяйски приветливо и радушно. Улыбалась с трудом, но не вымученной, выдавленной, а настоящей светлой улыбкой. Эти встречи помогали ей жить, держаться, терпеть, верить. От госпитализации она отказалась. Да и врачи особо уже не настаивали. Обходилась помощью приходящей медсестры. Светлана так решила и твердо стояла на своем — прожить отпущенное время, как хотелось ее душе.
Почти год в таком состоянии она принимала дома многих людей: своих пациентов, студентов, друзей. В ее потребности служить людям, помогать, утешать, будучи самой в скорбном положении, не было никакого героического подвижничества. Только желание жить и быть нужной. Не замыкаться в своей болезни, не потерять связь с жизнью. Люди вдохновляли, придавали сил. Она же, лежащая перед нами на пороге Вечности, нас, сидящих вокруг ее кровати в небольшой комнате, вдохновляла еще больше.
…Тьма сгущалась. Колючие, густые ветки деревьев по обе стороны дороги не позволяли двигаться быстрее. Жуткие видения заставляли сердце замирать от страха. Дьявол в безобразном обличье со свиной головой и причудливым гребнем, то появлялся, то исчезал. Впереди уродливая смерть на старой кляче потрясала перед всадником песочными часами, доводя душу до леденящего ужаса и отчаяния. Иногда под копытами коня оказывались человеческие кости — останки храбрецов, не одолевших путь.
«…Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня…», — губы рыцаря беззвучно смыкались и размыкались, повторяя строки Псалма. Всадник сосредоточенно, доверчиво и стремительно двигался вперед. Не отклоняясь, словно стрела, выпущенная метким стрелком из валлийского лука. Вера в то, что он не одинок, придавала бодрости духу и силы телу. Взгляд был все так же непроницаем и устремлен вдаль. Там, наверху в горах, куда еще предстоит долгий и трудный путь, его ожидает Сокровище — Небесный Град Иерусалим. Его твердыня, долгожданное пристанище. И, пусть, пока он не виден глазам, но сердце крепко держится за незримую путеводную нить, ведущую Рыцаря в Город Золотой.
Как Светлана пришла к новой жизни — долгая история, да и много я не знаю. Она рассказывала, что путь начался с ее личной встречи с Богом, после которой исчезли колебания, и стало очевидно, как жить дальше. Помощь духовника, друзей, мужа, близких, коллег и просто добрых людей — стала опорой в поиске нового смысла своего существования пред лицом болезни, смерти, но, главное — перед лицом Бога.
Однажды человек открывает для себя Вечность. В этот момент он перестает жить от рождения до смерти и начинает жить, как говорит мой учитель, «от Адама до Страшного суда». А это уже совсем другая перспектива, другие масштабы, другие цели и смыслы. Болезнь, которую Светлана два года назад считала наказанием и злым роком, преобразилась в могучий источник творческой силы души и новой жизни с расширенной и уходящей в бесконечность перспективой.
Часто в кризисе люди пытаются приспособиться, адаптироваться к своим трудностям, сжиться с ситуацией, притупить ее остроту. Видоизменить в своём восприятии действительность до удобоваримости, до возможности хоть как-то мириться с ней. Но приспособиться и пере-жить — не одно и то же.
Есть существенная разница между «пережить в одиночестве», «пережить с другими» и «пережить с Богом». В каждом из вариантов человек обретает свой опыт: от поиска опоры в себе, через полагание этой опоры в ком-то ближнем или чем-то внешнем, и, в конечном итоге, доходит до признания необходимости довериться воле Творца.
В сложном и длительном процессе переживания есть ключевой элемент, без которого невозможно продвижение – это мужество. До той встречи я почти не придавала значения теме мужества, тем более мужества в своей жизни. Мне казалось — это нужно только мужчинам или, в крайнем случае, феминисткам. Я ничего не знала о мужестве, как основе существования человека в мире, как фундаменте веры, любви и надежды.
Любовь без мужества — только запертая внутри эмоция, стремление, лишенное цели. Надежда без мужества — блуждающий огонек на болотах отчаяния. В опасности мужество позволяет устоять, дарует утешение, терпение и опыт. Мужество радости — это ощущение того, что в каком-то своем действии, решении, отношении ты совпал с собственным внутренним источником жизни и правды. Чтобы быть самим собой требуется мужество. Чтобы разделять жизнь с другими, доверять, создавать семью, искать общность — требуется мужество. Для подлинного творчества, в самом широком его понимании — нужно невероятное мужество.
«Самое великое мужество рождается из полного отчаяния». Мужество веры противостоит тревоге — вечному спутнику жизни. А это значит, что Бог — соучастник человеческого страдания, что Он страдает вместе с нами.
Мужество требуется человеку не только в ключевые моменты жизни, оно необходимо всегда, просто, для того чтобы жить каждый день. Это мост через бездну, который разворачивается перед идущим по мере продвижения.
Многое из того, что Светлана нам рассказывала о мужестве словами Тиллиха и своей жизнью в болезни, со временем стало опорой моего мировоззрения. Я была свидетелем живого, воплощенного мужества в конкретном человеке перед лицом неопределенности, страдания и смерти. Что может быть убедительнее?
Копия гравюры Дюрера «Рыцарь, смерть и дьявол», к которой Светлана неоднократно возвращалась, как к карте с зашифрованной инструкцией по преодолению тревоги перед жизнью и смертью, сейчас висит над моим письменным столом. Для меня она стала не только символом мужества Альбрехта Дюрера, с невероятным терпением гравировавшего пятьсот лет назад на медной пластине свой духовный путь. В этой гравюре сошлись три значимых для меня человека, в разное время размышлявших над одними и теми же вопросами. Гениальный средневековый художник, бесстрашно искавший свое место в мироздании, немецкий профессор теологии — на рубеже и после второй мировой войны, хрупкая женщина — в XXI веке, между химиотерапиями, домашними хлопотами и подготовками к семинарам. Каждый по своему, они мужественно и честно прошли свой крестный путь до конца.
Светлана рассказывала нам, что в жизни часто бывала счастлива в детстве, потом, когда работала в детском саду, а потом в болезни — очень, очень часто! По ее словам, только в болезни она постигла полноту человеческого счастья. В болезни пришло ясное осознание того, как нужно жить именно ей и она надеялась воплотить этот новый проект своей жизни, лишь только выздоровеет. А затем пришло новое осознание — нельзя откладывать жизнь на потом! Жить свою жизнь нужно сейчас, немедленно, в тех условиях какие даны, даже если у тебя совсем мало времени.
На прощание она подарила нам маленькие книжечки и каждому подписала, чтобы помнили. Известный текст неизвестного автора «От меня это было». Он стал для меня радостным откровением о высшей справедливости всего, что с нами случается. На мой вопрос, встретимся ли мы еще, без раздумий ответила: «Обязательно!», и попросила молиться о ней, как о рабе Божьей Фотинии.