Хоронили карлика. Хоронили во взрослом гробу, как он просил. Отпевал отец Василий, я помогал. Отпевали «по-быстрячку», может от того, панихида благоговейных чувств не вызывала. Наполовину пустого гроба хватило бы на двоих. Глядя на уставшие лица родственников, я думал о том, что детский гроб был бы дешевле, и если оптом — скидка. И вообще, можно было бы ботинки снять и установить в конце гроба, вышел бы вполне благообразный покойник. Надо же какие глупые мысли лезут в голову.
Новопреставленному рабу Божию карлику Георгию иногда благословлялось пономарить в нашей церкви, и тогда служба напоминала цирк. Помню в детстве цирк лилипутов — подлое изобретение. Помню, как Гоша стоял со свечой вдвое выше его на чтении Евангелия и горячий воск капал ему на голову, а он улыбался: терпел Христа ради. Или когда «шмыгал» по церкви — будь то поднос с просфорами, деньгами и записочками — сам ходил.
— Господи по-ми-луй, — пою я и мой бас тоже нелеп: карлику надо быть тенором. Я — сволочь. Упокой, Господи, душу раба Георгия. Если бы у карликов была своя церковь, святой Георгий был бы маленький. Нет, в самом деле, если есть цирк лилипутов, почему не быть церкви лилипутов?
Гоша был монах по образу жизни. Рассказывал, что любил одну девушку, нормальную, сделал предложение, но она отказала, сославшись на невозможность продолжения рода. Однажды мы купались с Гошей в реке, голые, и я назвал Гошу трехногим осьминогом. У него было чем продолжить род. А до этого я привел его на танцы. Мы танцевали, вокруг нас столпился народ и аплодировал. Потом урки угощали нас пивом, проявляя сочувствие к рабу Божию Георгию.
Гоша хотел стать мне другом. Он звонил, мы встречались и разговаривали о вере. Гоша писал роман о Христе. В романе все было от первого лица, и Христос был нормальным человеком. Любить — это норма, — писал Гоша. Это был роман о любви. Роман, который уже никто не прочтет.
— Со святыми у-по-кой, — пою я вместе с отцом Василием и представляю Гошу в компании святых.
— С днем рождения, Гоша, — говорят ему святые.
— Но у меня день рождения не сегодня.
— Сегодня, Гоша, сегодня ты умер и воскрес для вечной жизни. Сегодня твой главный день.
— Спасибо, — говорит Гоша и оглядывает себя. Он нисколько не изменился: такой же, как был карлик. И Гоша плачет.
— Вот тебе подарки, — говорит святой Георгий и дарит Гоше игрушечного коня, игрушечное копье, игрушечного змея. Гоша вытирает слезы, садится на коня, раскачивается и бьет игрушечным копьем игрушечного змея. А святые смеются и поют (там они могут это делать одновременно).
— Я вчера огорчений и тревог не знал, я вчера еще не понимал, что жизнь тяжелая игра…Это «Естэдэй» — битловская песня, любимая песня Гоши. Он пел ее на русском. А тут святые и хором. И Гоша улыбается.
— На кладбище не надо, — расплачиваются родственники с отцом Василием. Я вычищаю кадило.
— По-быстрячку закопают, — говорит отец Василий и протягивает мне пятьдесят гривен,
— Подлый мир.
А я чувствую, что люблю этот мир. За что? И за его подлость тоже. Аминь.