Жизнь в Розовом Доме

Утро. Просыпаюсь и… абсолютно здоров. И все здоровы. Помолились вместе, позавтракали и — по делам. 

Я с Матвеем — в поле, пахать и сеять. По благодати Божьей я вдруг стал крестьянином: землю понимаю, чувствую каждое растение, каждую птицу, зверя, рыбу, каждое насекомое люблю. Рядом с нашим розовым домом я вырастил бы огромный сад. На южном склоне холма — виноградник. На лугу — коровы, овцы, козы. Прислонюсь к коровьему боку, зажмурюсь от удовольствия, Бога поблагодарю, лошадь запрягу и — на мельницу. Матвей у меня в помощниках, все на лету схватывает. Мельница на реке старая, но в отличном состоянии. Мы на ней муки намелем, Юлька с Соней блинов напекут. Яйца в курятнике, вино в погребе, хлеб на столе. И все у меня получается: и корову подоить, и в огороде… везде успеваю.         

Усталость легкая, радостная. 

Соскучусь — Юлькин портрет напишу или песню запою во весь голос. А голос у меня глубокий, чистый. Курить брошу. В розовом доме это запросто: не хочется курить и все. 

А какая баня у нас! Деревянная. Головецкого приглашу, не вечно же ему в общественных банях париться. Петровича с семьей. Розовый дом большой. Головецкий бы тоже женился, и каждый год его жена рожала бы по ребеночку, а то и по двое. 

           Кино бы мы бросили. Вот еще, глупости. 

А театр — нет. На досуге мы бы наши пьесы поставили. Вот бы Чехов посмеялся. Антон Павлович бы во флигеле жил, и тоже — абсолютно здоров, не кашляет, утром линей в пруду ловит. А Пушкин с Гоголем в карты режутся каждую ночь и шампанское пьют. Хармс в лесу грибы собирает: подберезовики, белые, маслята в ельнике. Толстой с Достоевским монашествуют в скиту. Шаламов детям убиенным сказки рассказывает. Они в розовом доме живы, все живы, блаженные. 

И Христос жив. 

С кем это Он там беседует? С Лесковым? Замечательный писатель! А рояль слышите? Это Рахманинов. Завтра Моцарт приедет. Юлька, блинов напечет. Н-да. 

А я ведь собирался про смерть написать. Много чести: писать про то, чего нет. Нигде нет.