«Мечтать не вредно» — слышит ребенок и это значит, что нужно перестать мечтать о космосе, океане и просто о лучшей жизни. Мечтатель — неприспособленный к жизни лентяй, а мир взрослых очень боится бесполезных людей и делает все возможное, чтобы вытрясти из ребенка всю «дурь». А вместе с ней вытрясти и жажду лучшего, способность рисковать, поиск себя и верность своему пути. Потом выросшие дети отомстят миру и самим себе несчастливой жизнью, запоями, неврозами и прочими болезнями. А пока просто «мечтать не вредно» значит: займись делом и не страдай ерундой.
Мечта и грезы
Толковый словарь Ожегова дает нам два значения слова «мечта»: 1) нечто, созданное воображением, мысленно представляемое; 2) предмет желаний, стремлений.
Мечту важно отличать от грезы. Греза — это фантазия, нечто несбыточное, соответствует первому значению толкового словаря. Вероятно, именно в таком понимании мечта видится опасной тем, что уводит человека от реальности в мир воображаемый. Чтобы разграничить эти понятия, я предпочитаю называть это грезой.
Второе определение мечты ближе к таким понятиям, как «цель», «стремление», «надежда». Но если цель подразумевает конкретную последовательность действий, выполнение задач, то мечта — это то, что ещё не стало целью, хотя вполне может ею стать. Это тот идеал, высшее стремление, которое, если хватит талантов и сил, станет реальностью.
Мечта становится путеводной звездой, ориентиром, который помогает не сбиться со своего пути. У людей, склонных к зависимостям, суицидальным мыслям и депрессиям, как правило, есть сложности с мечтой, нет направленности в будущее, надежды. При этом может быть много грез, ярких, но часто безосновательных, не подкрепленных действиями. Жизнь, соответствующая мечте — важнейшее отличие действенной мечты от сладкой грезы. Иоанн Лествичник, размышляя на эту тему, сказал, что «искренность прошения доказывается жительством, соответствующим прошению, и постоянством в прошении, хотя бы исполнение и отсрочивалось на более или менее продолжительное время, хотя бы желание наше сопутствовалось различными искушениями и тяжестями».
Мне бы домик у моря!
Спрашивая у человека, о чем он мечтал в детстве, трудно передать словами эффект от вопроса: недоумение, растерянность, озадаченность, ступор. «О чем мечтаете сейчас?» — вопрос, который вызывает еще большую тревогу. Простой, казалось бы, вопрос, заставляет человека испытать весь спектр чувств из категории беззащитности и растерянности. В лучшем случае, будет назван набор «успешного человека»: машина, квартира, жаркие страны или лыжи зимой, моря и океаны летом. А дальше что? Дальше пустота. Помню, моя знакомая делилась, что мечта ее жизни — домик у моря. Она рассказывала о том, как будет выходить пить кофе, глядя на море. Домик появился, и я услышала от нее: «Дальше ничего, пусто, хотя и красиво». Домик на берегу моря вполне может быть мечтой, если он хранит в себе некий идеал, сочетание физического, душевного и духовного, воплощает в себе что-то большее, чем ценную недвижимость на лакомом кусочке побережья.
Сколько слез и боли открывается, когда хотя бы на короткое время человек возвращает себе способность прикоснуться к забытому и потерянному себе, к своей мечте детства.С высоты прожитых лет вдруг станет ясно, что мечта была вполне реалистична, и живут люди, которым удалось осуществить подобное. Где искать виноватых, и нужно ли, если отказ от мечты привел к тому, что за плечами годы какой-то не своей, чужой жизни. С мыслями о мечте нужно быть осторожнее, они приводят к переоценке всей жизни.
Педагогическая феерия
Еще в юности, читая «Алые паруса», удивляло, почему Ассоль рисуют блаженной, на которую просто так свалился принц с алыми парусами? Отчего в адрес девочки, способной верить в свою мечту, можно услышать сарказм: дождешься свои алые паруса.
– Зачем голову забивать этой ерундой? – говорят антимечтатели. – Это красивая сказка и не больше.
Хочется реабилитировать феерию, которая внесена в золотой фонд мировой литературы, но более всего хочется реабилитировать право на мечту. Поразмышлять о том, что такое настоящая мечта, какова цена верности ей и что стоит за приплывшими алыми парусами? У главных героев есть чему поучиться. Учесть нужно и то, что феерия написана человеком, жившим в сложнейшую эпоху в крайне скорбных обстоятельствах. И писал он вовсе не для того, чтобы противопоставить реальность мечте. Александр Грин напоминает нам о том, что именно светлая и верная мечта может помочь вырваться из обыденной и бессмысленной жизни.
Часть 1. Ассоль
Детство Ассоль было непростым. «Девочка росла без подруг. Два-три десятка детей ее возраста, живших в Каперне, пропитанной, как губка водой, грубым семейным началом, основой которого служил непоколебимый авторитет матери и отца, переимчивые, как все дети в мире, вычеркнули раз и навсегда маленькую Ассоль из сферы своего покровительства и внимания… Играя, дети гнали Ассоль, если она приближалась к ним, швыряли грязью и дразнили будто ее отец ел человеческое мясо, а теперь делает фальшивые деньги. Одна за другой наивные ее попытки к сближению оканчивались горьким плачем, синяками, царапинами и другими проявлениями общественного мнения». Однажды маленькая Ассоль несла игрушки, сделанные отцом, в ближайший город на продажу. Сбившись с пути, она случайно повстречала в лесу бродягу-старика. Отсюда и берет свое начало «пророчество» про алые паруса. Собиратель сказок ей их и напророчил. Но сбывается «пророчество» вовсе не магически, закономерность поступков и решений стоит за свершившимся чудом. И начинается все с рассказа отцу о необыкновенном происшествии и собственно реакции отца на это: «Лонгрен выслушал девочку, не перебивая, без улыбки, и, когда она кончила, воображение быстро нарисовало ему неизвестного старика с ароматической водкой в одной руке и игрушкой в другой. Он отвернулся, но, вспомнив, что в великих случаях детской жизни подобает быть человеку серьезным и удивленным, торжественно закивал головой, приговаривая: «Так, так; по всем приметам, некому иначе и быть, как волшебнику»…. «Вырастет, забудет, – подумал он, – а пока… не стоит отнимать у тебя такую игрушку. Много ведь придется в будущем увидеть тебе не алых, а грязных и хищных парусов; издали — нарядных и белых, вблизи — рваных и наглых… А насчет алых парусов, думай как я: будут тебе алые паруса».
Не так давно мне довелось стать свидетелем прямо противоположной сцены между мамой и девятилетним сыном. Сын возбужденно рассказывал матери, что в школу приходили люди, которые занимаются экстремальным туризмом и исколесили уже весь земной шар. Мальчик, торопясь выдать все, сбивчиво рассказывал о медузах и подводных лодках, смешав все возможные факты, связанные с дайвингом, который ему виделся пределом мечтаний.
– А еще нам рассказали, что дельфины, как люди, могут болеть сахарным диабетом, представляешь? Они разное делают, и в небе и в океане. Там дайвингу учат, мама, это то, о чем я всю жизнь мечтал!
– Ох, мне эти экстрималы, – жестко ответила мать. – Ты теперь мне медуз будешь рисовать вместо того, чтобы уроки делать? Школу закончишь, занимайся своим экстримом.
Мальчик какое-то время еще пытался отстоять свои убеждения, но мамина логика взяла верх. Стало ясно, что дайвинга и океана ему не видать, как своих ушей. Представилось, как спустя пару десятков лет, заработав на поездку в теплые страны, наевшись и напившись, где «все включено», он таки осуществит свою «мечту» детства и погрузится с баллоном воздуха в Красное море. Только радости это принесет столько же, сколько досады и разочарования. Разочарования не дайвингом и не морем, а завистью к ребятам, которые помогают погружаться в воду, и знают глубины моря, как свой родной город.
Когда мальчишка отошел, мама озвучила мои мысли: вырастет, устроит себе дайвинг, а сейчас пусть учится. То есть мама сделала прямо противоположное тому, что делал Лонгрен — обесценила мечту ребенка, сделав ее невозможной, да к тому же еще и высмеяла в глазах окружающих людей. Вероятно, спустя некоторое время, ребенок, впитав педагогический урок, сам будет высмеивать тех, кто хочет покорять океаны или Южный полюс. Так мы учимся убивать в себе мечту, чтобы забыть, кто мы и для чего здесь.
Итак, отец выслушав дочь, держал ее, уснувшую после своих приключений и рассказов, на руках, как самое ценное сокровище, а в это время нищий, проходя мимо, попросил Лонгрена прикурить.Тот ответил, что не собирается будить ребенка, пусть заходит позже. Вот так незначительный эпизод, становится очередным звеном в дальнейшей судьбе девочки.
«Нищий презрительно сплюнул, вздел на палку мешок и съязвил:
– Принцесса, ясное дело. Вбил ты ей в голову эти заморские корабли! Эх ты, чудак-чудаковский, а еще хозяин!».
Через час бродяга сидел в трактире и докладывал, приукрашая подслушанный разговор отца и дочери. Так все жители узнали о пророчестве Ассоль. Так мечта превратилась в городскую байку и повод злословить:
«- Эй, висельница! Ассоль! Посмотри-ка сюда! Красные паруса плывут!
Девочка, вздрогнув, невольно взглянула из-под руки на разлив моря. Затем обернулась в сторону восклицаний; там, в двадцати шагах от нее, стояла кучка ребят; они гримасничали, высовывая языки. Вздохнув, девочка побежала домой». Таким было начало пути Ассоль навстречу алым парусам. Тот, кто хотя бы отчасти знает, что такое быть белой вороной, а не частью толпы, понимает, сколько сил и мужества нужно иметь, чтобы выстоять, не сломаться, не обозлиться.
Часть 2. Грей
Теперь обратимся к Грею: «Если Цезарь находил, что лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме, то Артур Грэй мог не завидовать Цезарю в отношении его мудрого желания. Он родился капитаном, хотел быть им и стал им». Для тех, кто до сих пор думал, что Грэй просто «принц на белом коне» в силу своего рождения и наличия алых парусов в фамильном доме, подробно описано детство Грэя. Автор приоткрывает нам условия формирования характера и, следовательно, дальнейшей судьбы главного героя.
«Артур Грэй родился с живой душой, совершенно не склонной продолжать линию фамильного начертания.
Эта живость, это совершенная извращенность мальчика начала сказываться на восьмом году его жизни, тип рыцаря причудливых впечатлений, искателя и чудотворца, то есть человека, взявшего из бесчисленного разнообразия ролей жизни самую опасную и трогательную — роль провидения, намечался в Грэе еще тогда, когда, приставив к стене стул, чтобы достать картину, изображавшую распятие, он вынул гвозди из окровавленных рук Христа, то есть попросту замазал их голубой краской, похищенной у маляра. В таком виде он находил картину более сносной. Увлеченный своеобразным занятием, он начал уже замазывать и ноги распятого, но был застигнут отцом. Старик снял мальчика со стула за уши и спросил:
– Зачем ты испортил картину?
– Я не испортил.
– Это работа знаменитого художника.
– Мне все равно, – сказал Грэй. – Я не могу допустить, чтобы при мне торчали из рук гвозди и текла кровь. Я этого не хочу.
В ответе сына Лионель Грэй, скрыв под усами улыбку, узнал себя и не наложил наказания».
Что важного в этой сцене между отцом и мальчиком? На самом деле, немало. Узнал себя в сыне — такая простая, на первый взгляд, фраза, но сколько в ней важного. Во-первых, чтобы узнать себя в сыне нужно помнить себя ребенком и знать себя сейчас. Во-вторых, для подобного узнавания нужно, как минимум, всмотреться в сына, увидеть его здесь и сейчас. В-третьих, позволить себе свободную и спонтанную реакцию на его действия, чтобы вот так «скрыв улыбку… не наложить наказания». К сожалению, в реальной жизни родитель чаще поступает импульсивно: шлепает ребенка, рассказывает — чаще на повышенных тонах — о размерах нанесенного ущерба и рисует картину того, что будет, если «еще хоть раз». В ответе отца сыну кроется глубина отцовского внимания и любви. Именно в таких «мелочах» ребенок получает базовое доверие к миру, ощущение своей силы и способности принимать вызовы судьбы.
Грин дарит нам, в форме вымышленной истории, педагогические уроки, как вырастить детей, которые умеют следовать своему пути и способны держать удар.Каждая страница, каждый диалог Ассоль и Грэя с родными — это повод задуматься о влиянии на жизнь другого человека, своими реакциями, мнениями, отношением.
Мечта — удел сильных
Что стало с Ассоль, рядом с нелюдимым, но искренне любящим отцом, среди постоянной травли и нужды? Осталась ли верной себе и своей мечте? «В ней две девушки, две Ассоль, перемешанных в замечательной, прекрасной неправильности. Одна была — дочь матроса, ремесленника, мастерившая игрушки, другая — живое стихотворение, со всеми чудесами его созвучий и образов… Она знала жизнь в пределах, поставленных ее опыту, но сверх общих явлений видела отраженный смысл иного порядка… Бессознательно, путем своеобразного вдохновения, она делала на каждом шагу множество эфирно-тонких открытий невыразимых, но важных, как чистота и тепло… Не раз, волнуясь и робея, она уходила ночью на морской берег, где выждав рассвет, совершенно серьезно высматривала корабль с алыми парусами. Эти минуты были для нее счастьем, нам трудно так уйти в сказку, ей было бы не менее трудно выйти из ее власти и обаяния… В другое время, размышляя обо всем этом, она искренне дивилась себе, не веря, что верила; улыбкой прощая море и грустно переходя к действительности… Над ней посмеивались, говоря: «Она тронутая», «не в себе»; она привыкла к этой боли; девушке случалось даже переносить оскорбления, после чего ее грудь ныла, как от удара… Меж тем, как ее голова мурлыкала песенку жизни, маленькие руки работали прилежно и ловко; откусывая нитку. Она смотрела далеко перед собой, но это не мешало ей ровно подвертывать рубец и класть петельный шов с отчетливостью швейной машины».
Грин развенчивает бытующее мнение, что Ассоль только и делала, что сидела на берегу и ждала с моря погоды. Ничто человеческое было ей не чуждо. Она работала, переживала простые бытовые трудности и лишения, но при этом не теряла своей веры, своего чувства «я»; мечта давала ей сил оставаться собой.
Похожее, но уже из мира реального, встречается у Виктора Франкла, известного «психолога в концлагере», который, пройдя тяжелейшие жизненные испытания стал одним из столпов психотерапии.
«Благодаря тому, что я в другой связи назвал «упрямством духа», у него сохраняется и принципиальная возможность оградить себя от влияния этой среды. /…/ Конечно, они были немногочисленны — эти люди, которые выбрали для себя возможность сохранить свою человечность: все прекрасное так же трудно, как и редко, как сказано в последней фразе «Этики» Бенедикта Спинозы. /…/ Чувствительные люди, с детства привыкшие к активному духовному существованию, переживали тяжелую внешнюю ситуацию лагерной жизни хоть и болезненно, но, несмотря на их относительно мягкий душевный нрав, она не оказывала такого разрушительного действия на их духовное бытие. Ведь для них как раз был открыт путь ухода из ужасающей действительности в царство духовной свободы и внутреннего богатства. Только так можно понять тот парадокс, что иногда люди хрупкой телесной организации лучше переносили лагерную жизнь, чем физически сильные натуры. Я сам все время старался прибегать к средствам, позволявшим мне дистанцироваться от всего страдания, которое нас окружало. Я пытался объективировать его. Я вспоминаю, как однажды утром я шагал из лагеря на работу и чувствовал, что уже больше не в состоянии выносить голод, холод и боль в моих вздувшихся от голода и по этой причине засунутых в открытые ботинки, подмороженных и нарывающих ногах. Моя ситуация представлялась мне безотрадной и безнадежной. Тогда я представлял себе, что я стою на кафедре в большом, красивом, теплом и светлом конференц-зале, собираюсь выступить перед заинтересованными слушателями с докладом под названием «Психотерапия в концентрационном лагере» и рассказываю как раз о том, что я в данный момент переживаю». Для тех, кто не знаком с трудами Виктора Франкла, скажу лишь, что все это сбылось: со своими лекциями он объездил весь мир, и, рассказывая о всех ужасах, пережитых им, всегда говорил, что он по-настоящему счастливый человек.
Мечта Ассоль это не греза о несбыточном, это выстраивание своей жизни соответственно тому высокому идеалу, который является уже отчасти самой сутью человека.
Люди часто спрашивают, какими могут быть мечты, просят примеры «правильных». Для меня суть мечты в подобном понимании близка со смыслом. И перефразируя Франкла, можно сказать, что мечта не может быть придумана, она может быть только найдена. Никто не может подсказать нам полезную и правильную мечту, но, при желании, ее можно в себе взрастить или воскресить. Тогда можно искать цели для ее реализации и ставить конкретные задачи.
Взамен мечты
Образы счастья и удовольствия, предлагаемые нам сегодня, настолько привлекательны и профессионально сделаны, что вытеснили наши собственные, уникальные мечты.Как однажды сказал мне клиент: «Стыдно признаться, что я мечтаю стать водителем дальнобойщиком». «Почему стыдно», – спросила я? «Ну, не престижно, мать говорит, что не для того давала мне образование; дома постоянно конфликты. Я пытаюсь работать по своей специальности, но периодически просматриваю вакансии водителей дальнего следования». Нынешняя картинка счастья порой слишком далека от истинных наших желаний и мечтаний. Но в погоне быть не хуже и не упасть лицом в грязь, человек жертвует тем самым «своим» в угоду общепринятого. Он пытается изо всех сил быть счастливым, и страдает от того, что это общедоступное счастье не делает его счастливым.
Еще пару десятков лет назад на вопрос о мечте дети-дошкольники отвечали, что хотят кем-то стать, что-то увидеть, построить, изобрести. Сейчас, в основном, следует просто заказ того, что настойчиво предложено масмаркетом. Но и у взрослых дела обстоят также. И если не забывать, что мечта — это некая высшая точка устремлений, то картина весьма печальна.
Сегодняшнему человеку важно избегать скуки и найти источник удовольствий. На мой взгляд, оба эти явления тесно связаны, ведь ничто не наскучивает быстрее, чем удовольствия, которые еще вчера казались верхом блаженства. Скука растет пропорционально испытанным удовольствиям. Родители чрезмерно боятся скуки своих детей. Стоит только увидеть, что ребенок скучает, как тут же ему покупают новые игрушки, в зависимости от возраста, для удовольствия. Родители, таким образом, пытаются справиться со своей нездоровой виной перед чадом, забывая о том, что скука, в определенной мере, естественное состояние, которое заставляет ребенка самостоятельно искать себе занятие. Период скучания нужно уметь переживать, так же, как и период удовольствия. Ребенок в ответ на жалобу о скуке, получая сразу «развлечение», не имеет навыка искать, интересоваться, любопытствовать.
Ассоль и Грэй во многом схожи. Они одиноки, они словно вне общества. Но и он, и она научились с детства быть наедине с собой. Им не нужен был другой человек лишь для того, чтобы заполнить свои пустоты. Наедине с собой легче прислушаться к себе. И в этом состоянии достаточно места, чтобы разместилась и мечта, и способность к действиям ради нее. Об этом нам говорит Александр Грин устами Грэя: «Вы видите, как тесно сплетены здесь судьба, воля и свойство характеров; я прихожу к той, которая ждет и может ждать только меня, я же не хочу никого другого, кроме нее, может быть, именно потому, что благодаря ей я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками. Когда для человека главное — получать дражайший пятак, легко дать этот пятак, но когда душа таит зерно пламенного растения — чуда, сделай ему это чудо, если ты в состоянии.
Новая душа будет у него и новая у тебя. Когда начальник тюрьмы сам выпустит заключенного, когда миллиардер подарит писцу виллу, опереточную певицу и сейф, а жокей хоть раз попридержит лошадь ради другого коня, которому не везет, — тогда все поймут, как это приятно, как невыразимо чудесно. Но есть не меньшие чудеса: улыбка, веселье, прощение — и вовремя сказанное, нужное слово. Владеть этим — значит владеть всем. Что до меня, то наше начало — мое и Ассоль — останется нам навсегда в алом отблеске парусов, созданных глубиной сердца, знающего, что такое любовь».
Мечта — это мачта, на которой держится парус. Безусловно, без паруса корабль не утонет, но путь его по заданному маршруту становится если не невозможным, то крайне сложным. Человек без мечты не умрет в каком-то прямом смысле этого слова, но идти своим путем для него станет затруднительно. Один человек сказал: «Оглянитесь по сторонам: всё, что вы видите, когда-то было мечтой». Мечты сбываются — это не рекламный слоган, это реальность для тех, кто готов к неспешному и непростому плаванию навстречу к мечте. И если говорить о вреде, то мечтать не вредно, вредно не мечтать! Научиться бы это делать верно, оставаясь собой.
Иллюстрации Александры Лелик