К МОЛЬБЕРТУ ИЗ НИОТКУДА
Нищий сын сапожника из Мариуполя, он, казалось, был обречен судьбой на жалкое существование. Оставшись сиротой в 6 лет, мальчик Архип с раннего детства был вынужден зарабатывать: пас гусей, таскал кирпичи, белил стены… И хоть его фамилия — Куинджи — переводилась с греческого как «золотых дел мастер», он был гол как сокол. О хорошем основательном образовании, естественно, речь и не шла. Всего пару лет провел он в школе — и так и не научился быстро и красиво писать. Что он знал, кроме выпасов для скота и пыльных улиц родного городка? И тем не менее, в нем горел невиданный огонь мечты, над которой было впору просто посмеяться окружающим: он мечтал стать известным художником. И везде, и всегда, как только мог, мальчишка старался рисовать. Некому было показать Архипу основы искусства. Но он явно родился под счастливой звездой. Самоучка-провинциал покорил художественный Олимп — хоть и не сразу. А его пейзажи открыли новую эпоху в искусстве.
ПЕНЕЛОПА ЖДЕТ
Но до этого момента пройдет много, очень много времени. Того самого времени, которое, казалось, всегда было против него. Как-то на пыльной улице Торговой в родном Мариуполе Архип встретит красавицу Веру, дочь богатого и влиятельного грека-купца Леонтия Кетчерджи. Тогда они было еще почти детьми. Однако уже в 17 пылкий юноша точно знал, что хочет связать свою судьбу только и единственно с ней. Чувство было, к счастью, взаимным. И Архип осмелился идти к отцу Веры — просить ее руки. Купец подивился наглости голодранца и взашей вытолкал из дома. Во второй раз, удивляясь невиданной настойчивости, принял и выслушал с усмешкой. В третий же раз подумал и заявил: «Принесешь сто рублей — Вера твоя». В то время сто рублей для парнишки, который мечтал наесться досыта, были недосягаемой суммой. Но он упрямо пошел к цели. Теперь у него был еще один повод стать богатым и известным — любовь. А тихая темноволосая пианистка-Верочка пообещала: «Я вас люблю. И буду ждать».
Эта правдивая история вполне заслуживает описания пером Гомера или Шекспира. Пастух гусей пускается в неведомое, длинное плавание за своим Золотым Руном — известностью и богатством. А в провинциальном городке Мариуполь его будет верно и преданно ждать любимая.
Вера будет ждать долго, почти 18 лет. Отец — купец только за голову хватался, видя упрямство дочери. Она прямо заявила — или замуж за Архипа, или в монастырь. Надо отдать родителям должное: они не навязали Вере против ее воли богатого жениха, но долго и терпеливо ждали, что барышня сама образумится, захочет свить свое гнездо, устанет быть притчей во языцех у всего города и его окрестностей. Выдержать давление со стороны было невероятно трудно — красавицу-гречанку за глаза просто почитали блаженной.
«Лучшие девичьи годы растратила», — горько вздыхал отец о дочери. Но Вера верила Архипу. И, казалось, заразилась от него невиданным упрямством. А Архип твердо верил сильнейшему внутреннему голосу, звавшему его за мольберт.
Как и в бессмертном эпосе Гомера, Вера дождалась своего Одиссея. В 1875 г. Архип появился пред ясные очи Леонтия Кетчерджи не только со ста рублями, но и с купчей на несколько домов и на часть земли в Крыму! Пришлось держать слово купца. И тем же знойным летом 1875 года в Мариуполе сыграли невиданную по размаху свадьбу. Жених блистал в костюме, купленном в Париже. И помогал ему совершать предсвадебные покупки его друг-живописец Илья Репин… Но до этого момента его одинокой ладье придется бороздить воды бурного житейского моря — и доказывать всему свету, что у него есть дар, талант от природы, который мощно и властно требует своей реализации.
В ПУТИ
Ладью Архипа не один раз побьет и затопит реальность жизни, бедность и отчаяние. Чего только не довелось пережить. С 20 лет он работал ретушером и мечтал открыть свою фотостудию. Не вышло. Пошел в Феодосию, неистово веря в то, что попадет в подмастерья к самому Айвазовскому. Но его талант в тот раз не был замечен. С обозом преодолел огромное расстояние — направился в Петербург, столицу и средоточие творческой жизни. Подал прошение в Академию Художеств. Два года пробежали-пролетели насмарку, он дважды проваливал экзамены. Немудрено, если учесть тот факт, что и самих-то документов об образовании Куинджи предоставить не мог — их попросту не существовало! Он плохо и неловко писал, не мог похвалиться глубокой грамотностью. Однако его невероятная целеустремленность, глубина восприятия, философия души и готовность работать, не покладая рук сыграли свою роль. В конце концов его зачислили вольноприходящим слушателем. Но полный курс Академии Архип Куинджи так и не окончил.
В 1868 г. никому не известный молодой художник выставил свою картину «татарская сакля в Крыму». Именно она стала счастливым «пропускным билетом» вверх.
А еще через четыре года — в 1872 г. — Архип Иванович наконец получит официальное признание за свое полотно «Осенняя распутица».
«Распутица» с ее невероятными оттенками серого, почти ощутимой влажностью и каплями влаги в воздухе, вязкостью разбухшей земли и бездорожьем, туманом, который обволакивает зрителя со всех сторон, стала своего рода экзаменом на мастерство. А в 1874 г. — уже за рубежом, в Лондоне, Куинджи получил такую долгожданную, первую премию за картину «Снег». Его заметили. Проще сказать, его невозможно было не заметить. Архипа словно прорвало.
Высокого ранга выставки становятся доступными. А близкое знакомство с Репиным и Крамским вводит Куинджи в тесный круг признанных живописцев. Заказы становятся многочисленными — и самоучка-провинциал стремительно движется к вершине своей славы.
ВАЛААМСКОЕ ЧУДО
После свадьбы молодые отправляются в свадебное путешествие. Пароход, на котором плыли Вера и Архип, попал в жесточайший шторм. Пассажиры плакали и молились, но худшее ждало их впереди. Корабль окончательно потерял управление — и на рассвете наскочил на подводную скалу. Команда стала спешно спускать в воду шлюпки. В одну из них Куинджи успел буквально бросить промокшую насквозь Веру. Это казалось ужасно несправедливым — столько лет ожидания ради того, чтобы встретить смерть вместе сразу же после свадьбы! К счастью, все обошлось. Новобрачные добрались до острова, вдоволь побродили по его пустынным местам с их неброской аскетической красотой, посетили святые места.
И вернулись в Петербург, где Архипа Куинджи уже заждалась публика — и ее ожидания более чем оправдались.
Именно оттуда, со скалистых берегов Валаама, берет свой невидимый отсчет новая творческая сила, новое движение в душе и воображении Куинджи. Момент истины, осознанности и начало настоящей художественной зрелости. Можно сказать, что на Валааме Куинджи обрел самого себя — и его творческий потенциал обрел неповторимый стиль и высокий накал. Его поиск стал определенным и целенаправленным. Он искал… свет. Искал, как именно поймать и удержать на полотне невидимое, передать его смысл и сущность, источник и движение. Возможно, именно отсюда, из сурового Севера, Куинджи вынесет освещенность пейзажа непрямыми солнечными лучами, тайну светящихся водных поверхностей и животворной зелени.
С Валаама Архип Иванович привез в Питер много работ с натуры. Он превращается в знаменитость. Его цельность пролилась наружу мощным потоком. Отправной точкой успеха становится глубина и наполнение пейзажа философским смыслом. Создавая на полотне, он вступает в настоящий диалог с природой, становится ее каналом и рупором.
ГЕНИЙ-ИЗОБРЕТАТЕЛЬ
В 1874 Архип Куинджи вступает в Общество художников-передвижников, престижное объединение московской и петербургской художественных элит. Теперь многие двери открываются для него сами собой. Он может активно участвовать в выставках.
Полотно «Украинская ночь» (1876) все пропитано предвосхищением раскрытия мастером тайны света. Оно получило мощное звучание на выставках.
А на Пятой выставке передвижников именно эта работа Куинджи затмевает все остальные выставленные картины. У зрителя создается ощущение флуоресцирующего живого света. Мастерство Куинджи-колориста близко к апогею, его упорный поиск нахождения тонов и полутонов почти вознагражден. В этот период художник много экспериментирует, добавляет в краски разные ингредиенты. Запоем читает труды по химии и физике в поиске недостающих ему знаний.
Илья Репин метко отозвался о своем друге и собрате по кисти: «Это гений-изобретатель, а не просто художник». Пейзаж Архипа Ивановича «После дождя» стал отдельным событием в искусстве. «Забытая деревня» — еще один шедевр, в котором так поражает взаимодействие света и тени, освоенное и выстраданное мастером без помощи и объяснений, без учителей.
Седьмая выставка передвижников стала «блистательной» во многом благодаря свету, исходящему от полотен Куинджи. На карикатурах того времени, посвященным событиям в мире искусства, Архипа Ивановича изображали в мастерской, где краски для художника растирали два необычных подмастерья — Солнце и Луна.
На дружеских вечерах, которые организовывали передвижники, они часто развлекались тем, что с помощью специального прибора определяли чувствительность глаз к оттенкам цвета. И тут Архип Иванович был вне конкуренции. Было опытно доказано, что способность различать оттенки света у него была намного выше, чем у других живописцев. Возможно, именно поэтому даже белый снег на его картинах — всегда разный.
Его «Березовая роща» вызвала бурный восторг невероятной манерой передачи всех деталей полотна — травинок, опушки, деревьев и даже неба — тончайшими оттенками зеленого. Превзойти самого себя — такая задача всегда стоит пред гением. И Архипу Ивановичу в течение ряда лет удавалось каждой новой своей работой легко восходить на новую ступень мастерства. О «Березовой роще» Иван Шишкин позже скажет: «Это не картина. А с нее картины можно писать». Исполненная разнообразной палитрой зеленого, она выводит нас из сумрака леса на открытую местность, поляну, дарит глоток свежего воздуха. Картина определенно опережала время, предвосхищая появление модерна в искусстве. Наполненность цвета и света смыслом всегда волновала Куинджи более всего.
При всем своем мощном и неоспоримом, невероятном таланте, Куинджи был прост в обращении и скромен, готов услужить и помочь коллегам. Как-то зашел в мастерскую к Крамскому и за доли секунды положил один мазок на эполеты на портрете генерала — и они засияли!
ЛУННАЯ КРАСКА
В 1882 году Питер переполнял невиданный ажиотаж. Впервые в истории русской живописи открылась выставка одной-единственной картины. По Большой Морской очередь желающих взглянуть на полотно выходила на Невский и заворачивала на Малую Морскую. Поток людей. И так много дней подряд. «Лунная ночь на Днепре» Архипа Ивановича Куинджи не сходила в первых полос газет. Казалось, о ней говорят все. Поразительный эффект настигал зрителей в большом темном зале, где специальные лампы светили только на картину.
Это был первый пейзаж — событие. В стене словно кто-то прорезал окно — и стоявшие перед полотном люди вдруг попадали на приднепровскую кручу. Водокачка, стога сена. Ночное небо в облаках, совсем не видно звезд. Сливаются и играют черный, темно-синий, фиолетовый и его собственное, Архипа Ивановича, изобретение — цвет Луны. Единственный источник света, который проливает свое серебро не только на днепровскую гладь, но и освещает публику и сам зал. Это была необъяснимая, почти пугающая магия таланта.
Многие стали искать объяснения такому эффекту света. Кто-то говорил о фольге, якобы приклеенной на картину. Некоторые утверждали, что художник пишет природу через особые цветные стекла. Часть зрителей была уверена, что за картиной стоит мощный прожектор — и они пытались заглянуть за полотно в поисках того самого припрятанного светильника.
Родилась легенда о том, что у Куинджи есть специальная лунная краска. И сам Менделеев якобы помогает ему по-дружески, так что краски Куинджи — особенные, с химическими добавками, секрет которых, естественно, мастер никому не раскрывает. Знатоки химии говорили о следах фосфора на полотне, который и придает картине такую неповторимость. Был даже проведен анализ на содержание фосфора — естественно, его там не оказалось.
Люди стояли перед полотном часами. Ночь вовлекала, их словно не было в зале, они присутствовали там, на картине. Говорят, некоторые зрители уходили в истерике. Многие барышни падали в обморок. Многие уходили в слезах.
Картина еще не была закончена, когда Великий Князь Константин Константинович купил ее за совершенно баснословные по тем временам деньги — 5000 рублей. Князь настолько полюбил шедевр Куинджи, что просто не пожелал с ней расставаться — и, отправляясь в кругосветное путешествие, взял его с собой.
Узнав о том, что «Лунная ночь» находится на корабле Князя, Иван Сергеевич Тургенев, живший в то время во Франции, спешно приезжает в Марсель из Парижа и просит о допуске его на судно, посмотреть на картину. Прочитав о фуроре в Петербурге в газетах, писатель загорелся идеей все же лично увидеть знаменитое полотно.
Картина принадлежит, согласно мнению искусствоведов, к так называемым мистическим. Говорят, у нее своя собственная жизнь. Со временем мгла над Днепром еще больше сгущается. Дело в том, что картину Куинджи писал краской собственного изобретения, добавляя частицы асфальта — и с годами картина постепенно темнеет.
Его световые эффекты и по сей день не разгаданы, его техника — неповторима даже спустя 150 лет. Все необъяснимое в искусстве является синонимом гениальности. Тайну его поиска, пожалуй, лучше всех выразил И. Репин: «Иллюзия света была его богом. И не было художника, равного ему в достижении этого чуда живописи.
ЗАТВОР
Совершенно неожиданно, в 1882 г., на самом пике славы, Куинджи внезапно принимает более чем странное решение — не выставляться.
От попросту устал от зависти, от постоянных обвинений коллег в дешевых эффектах.
И вплоть до начала XX столетия он фактически уходит в затвор — не на неделю или на месяц, и даже не на год — иногда творческие люди позволяли себе такой перерыв — он уходит в затвор на 20 лет! Публика разочарована — она ждет напрасно. А мастер напряженно работает — экспериментирует в одиночестве. В том, что он продолжает работать, его друзья и коллеги по цеху даже не сомневались. Приходя к нему изредка в гости, они замечали следы красок на руках. Но что и как он делает? Это было неизвестно. В саму мастерскую Архип Иванович никого теперь не приглашал и не допускал. Никого, кроме Веры. С редкими гостями общались только в гостиной. На долгие годы напряженного труда жена стала единственным первым зрителем целого ряда картин Архипа Ивановича. Это был творческий затвор, цельность натуры художника требовала максимального времени и максимальной отдачи для сильнейшего творческого роста.
Говорили, что он был неравнодушен к отзывам о своих работах. Признание публики его грело и радовало. Но в своем затворе Куинджи до поры забывает обо всем — он всецело погружен в творение. У мастера меняется отношение к обществу и славе. Он становится равнодушным к мнению большинства. Куинджи спешит экспериментировать, познавать и создавать.
После более 20-ти лет работы в уединении состоялся закрытый показ многочисленных, рожденных в одиночестве полотен. Говорят, на показ Куинджи пригласил своего друга — известного химика Менделеева. Архип Иванович познакомил со своими работами лишь немногих, близких ему до духу друзей. Публичная же выставка полотен так и не состоялась. Злопыхатели считали, что Куинджи иссяк. Но это было не так: за время затвора он успел создать около 500 живописных и 300 графических работ, которые после его смерти оценили в полмиллиона царских рублей.
Им с Верочкой всегда было всего довольно. Жили очень скромно. Поселились в Крыму около мыса Кикенеиз и считали, что устроились по-райски. Их домишко прозвали «шалашом»: шесть квадратных щитов, в которых прорезаны дверь и окно. Старик-татарин приносил хлеб, сыр, зелень. Рыбу Куинджи ловил сам. Много рисовал. Утомившись, купался или гулял с Верой. Когда же приезжали ученики, с удовольствие брался за преподавание. Вот уж кто его не забывал: Куинджи любил молодежь, а она его обожала, распевая: «Наш Куинджи, наш Архип, он за нас совсем охрип!»
ОТЕЦ СТУДЕНТОВ И ПТИЧИЙ ДОКТОР
Тем временем, в Академии Художеств, куда его когда-то не принимали, он теперь ведет класс пейзажа и проявляет себя как опытный и талантливый педагог, который не подчиняет своему стилю и не призывает к копированию, а раскрывает подлинность характера и самобытность своих учеников.
Став преподавателем Академии Художеств, Архип Иванович, у которого своих детей не было, становится настоящим отцом для многих студентов. Годы нищеты жили в глубинах памяти — и помогали отзываться на нужды учеников. На свои деньги Куинджи возил питомцев в Европу. Всячески помогал бедным и одаренным студентам, которые не могли рассчитывать на стипендию. Более того, в Питере адрес его мастерской прекрасно знали не только соседи, которым он щедрой рукой давал взаймы, нимало не заботясь о возврате денег, но и многочисленные нищие и обездоленные, которые знали, что в этом доме хозяин никогда и никому не отказывает в помощи. Часто Куинджи был просто тайным подателем милостыни. Узнав о том, что кто-то нуждается, передавал деньги не лично, а через друзей, соседей и знакомых: «Передайте ему, ему нужно, у него нет… Я с ним незнаком, мне неловко, так вы…».
О доброте Архипа Ивановича в Питере ходили легенды. Когда один из товарищей юности стал возмущаться, что Куинджи дает большие деньги кому попало, Архип Иванович встал на дыбы, закричав: «Ты забыл, как сам был в таком же положении, когда мы с тобой питались одним хлебом да огурцами, а если попадалась колбаса, то это уж был праздник?! Стыдился бы говорить так… сердца у тебя нет…».
А еще к его дому стаями слетались птицы. Ходит легенда о том, что Архип Иванович скрывал одну удивительную способность: он понимал язык пернатых и часто беседовал с ними. О чем? Может быть, о свете и небе, о красках высоты? Или о том, каким видится мир оттуда, сверху? Правда это или нет, но ежедневно Архип Иванович находит время покормить птиц. И умеет их лечить. На крыше у Куинджи был голубятня — несмотря на занятость, художник находил время провести час со своими питомцами. Со своими голубями он общался до последнего дня.
11 июля 1911 года великого Мастера света не стало. После отпевания гроб медленно двигался от церкви на плечах его учеников. Тысячи никому неизвестных бедняков и нищих заполнили улицы — обездоленные сопровождали своего благодетеля, Архипа Ивановича, в последний путь.
Картины его затворнического периода вышли на свет уже после его ухода, пробудили дискуссии в живописи, стали отправной точкой для многих самобытных художников, которые называли Куинджи своим отцом в искусстве.
ЛИЦО, ИСПОЛНЕННОЕ СВЕТА
Куинджи известен, прежде всего, как пейзажист. Архип Иванович учился у самой природы. Однако среди его творческого наследия есть несколько совершенно необычных работ, в которых тайна света проходит через лица — и делает возможность проповеди Мастера, выраженную не словами, а карандашами и красками.
Сразу после свадьбы Архип Иванович делает карандашный набросок лица жены. Перед нами — лицо женщины, исполненное спокойствия и любви. Ее взгляд не встретится со зрителями, он обращен в сторону. Но даже в этом положении весь облик Веры излучает удивительный свет обретенной гармонии и выстраданной любви. Он светится не внешним, а внутренним светом личности, познавшей глубину человеческой любви, опаленной временем и испытаниями.
Истины христианства для Архипа Ивановича заключались в практическом следовании заповедям — и в уже упоминавшихся милосердии и доброте. Его талант пейзажа заключался именно в том, что природа представала перед зрителями живой, одухотворенной светом источник, который он всегда искал. И лишь один раз мастер берется за исключительную задачу — написать Христа. Он выбирает один из ключевых моментов Евангельской истории — Гефсиманский сад, буквально за несколько минут до предательства.
Одинокий Христос идет во тьме сада по дорожке — и направляется во тьму. Даже большая часть Его фигуры прописана в темных тонах. Самым насыщенным световым пятном становится не сама фигура Спасителя, а та дорога, по которой Он идет. Граница, четкая граница — вероятно, не просто тень от дерева в саду, а сознательно нанесенный мазок мастера — лежит между Светом и Тьмой на Его пути, и, возможно, символизирует вступление Спасителя на путь грядущих страданий. На картине Куинджи у Него позади та самая страшная ночь перед предательством, пытками и распятием, проведенная в молитве, когда в Нем самом происходила невероятная борьба между человеческим желанием избежать ужасающих мук — желанием, вполне естественным для каждого человека — и готовностью испить чашу страданий. Кажется, что на картине Куинджи Христу осталось сделать последний шаг — и Он вступит в сферу власти Тьмы и греха. Впереди — и Он это знает в силу Своей Божественной природы и всеведения — Его уже ждут солдаты и Иуда. Предательство почти материализуется на полотне за счет той темноты, которая практически окутывает Христа со всех сторон. Сильнейшее впечатлений на зрителя производит Его Лик. Гений Куинджи находит единственно возможное световое решение для лица Христа. Оно словно поделено на две половины, символизируя двоичность природы Богочеловека. В тени остаются неведомые ученикам кровавые слезы, моление о Чаше и скрытая от всего мира тайна личного выбора вольного страдания. Освещенная часть Лика проповедует — еще до Воскресенья — о победе Добра над Злом, о торжестве Жизни над Смертью, о поражении Тьмы Светом.
Христос направляется к зрителю. Его встреча с теми, кто стоит перед полотном, вот-вот произойдет. Он идет навстречу всем. И тем, кто предаст Его и тем, кто найдет в себе силы оставаться до конца на стороне Света.