Анекдоты рождаются неслучайно. Это всегда ответ на «больные» темы, актуальные события, это доведенная до абсурда народная мудрость, сюжет на злобу дня. Смеемся же мы с самих себя. Польза анекдота в том, что он помогает сохранить дистанцию, немного отстраниться от ситуации, в которую порою слишком вовлечены, и увидеть себя со стороны. Вспомнились анекдоты, которые, на мой взгляд, объединены общей темой родительской любви, хотя правильнее сказать — нелюбви. И справедливо возникает вопрос: шутят ли на такие темы? И насколько это смешно, когда касается лично?
Старый анекдот про предсмертный стакан воды, известен, пожалуй, каждому. Молодого человека родители уговаривают жениться, а тот знай себе отпирается, мол, какой в этом смысл. Аргументом в пользу брака служит предсмертный стакан воды — дескать, будет кому поднести. И вот прошла жизнь, намаялся наш герой с ворчливой женой и непутевыми детьми, лежит на смертном одре, а пить ему совершенно не хочется.
Один мой знакомый, проработавший в МЧС много лет, рассказывал, что самое страшное, что доводилось делать, было вскрытие квартир, где уже не первый день лежал умерший старик. Вызывали спасателей, как правило, жильцы которых беспокоило давненькое отсутствие соседа по лестничной площадке, или же когда им начинал мешать характерный запах из соседской квартиры. Конечно, сотрудников министерства чрезвычайных ситуаций пугали не виды мертвых тел, в своей жизни они видели всякое. Что-то зловеще безысходное есть в этой одинокой старости, в том, что никто не услышит твоих последних слов, не поднесет стакан, чтобы сделать последний глоток воды, которая, как заметил французский классик, «бывает нужна и сердцу». Стакан воды — это метафора, которая таит в себе вопрос: будет ли при твоем уходе рядом тот, кто любит и заботится о тебе даже тогда, когда взять с тебя нечего. Недаром говорят, что час смерти не менее важен часа рождения. Если страшно рождение ребенка, которого не хочет мать, то не менее страшен никому не нужный старик.
В заботе и любви мы нуждаемся всю жизнь: с момента появления на свет и до момента, когда сердце сделает свой последний удар. В идеале — взросление, зрелость человека напрямую связаны с тем, что он получает радость и полноту жизни, любя и заботясь о других. Но, увы, сегодня об этой важнейшей частью развития человека умалчивается и отовсюду слышно только о том, как важно найти и заполучить того, кто будет любить и заботиться о нас. Отсюда исходит идея о том, что весь мир у нас в должниках: родители считают, что им должны дети, дети — что им должны родители, мужья говорят о том, что должны им жены, и наоборот. И горестно слышать фразу от будущих родителей «родить для себя», рассчитывая, что ребенок будет явлен в мир для удовлетворения каких-то своих потребностей: склеить семью, скрасить старость, реализовать несбывшиеся мечты, привлечь внимание, вызвать зависть или, самое страшное, «назло» обидчику.
Насколько верна мотивация обзаводиться семьей ради того, чтобы было кому ухаживать за тобой перед смертью?
Конечно, одинокая старость страшит. И ребенок видится как решение этой проблемы. Но отчего так редко рассказывают о детях, которые были рождены с корыстной миссией, возложенной родителями еще до их появления на свет? И, если смотреть реально на жизнь: чем чаще всего заканчиваются подобные истории? Увы, далеко не спокойной старостью, окутанной заботой любящего дитяти. Ребенок, рожденный для «собственных нужд» матери и (или) отца, как правило, пожизненно остается ее рабом и богом одновременно, ненавидя и обожествляя, не имея шансов стать зрелой личностью и навести порядок в собственной жизни.
Вспоминается роман Людмилы Улицкой «Эта пиковая дама». Изначально главной героине дочь не нужна была вовсе, но вдруг понадобилась для собственных эгоистичных целей, когда девочке исполнилось семь лет. С тех пор дочь стала тенью, прислугой своей матери, исполняя все ее капризы, ненавидя ее и совершенно пренебрегая собственной жизнью и счастьем. Заканчивается история трагично: дочь умирает раньше старухи-матери, и последним желанием ее было ударить мать наотмашь по лицу. Эстафета передается внучке, которая презрев себя, свою жизнь и даже своих малолетних детей (правнуков «пиковой дамы»), не успев похоронить мать, готовит ненавистной бабке горячий шоколад.
Девочкообразные женщины и дети «старички»
Про необходимость «завести» семью или ребенка для того, чтобы в старости было кому позаботиться, чаще приходится слышать от женщин. Как правило, говорят об этом женщины, отчаявшиеся найти того, кто будет «любить и принимать ее такой, какая она есть», разочаровавшиеся в мужчинах и в том, что сами они называют «любовью». Это те самые женщины, что не стали зрелыми, по-прежнему отчаянно по-детски нуждаясь в любви, обожании, обожествлении. Лучшим выходом представляется рождение ребенка — младенец от природы обожает свою мать, принимая ее за божество, полностью от нее зависит и не может жить без ее заботы. Но это длится до поры до времени.
Неповзрослевшая, девочкообразная женщина мечтает о маленьком существе, о том, как наполнит смыслом ее жизнь тот, кто родится у нее и вызволит наконец из плена одиночества и непонимания. Акцент этого желания смещен в сторону себя самой, своей потребности быть любимой, значимой, главной. Наслаждаясь первыми годами жизни малыша, женщина удовлетворяет эту свою потребность. Как правило, такая женщина становится образцовой матерью в первые годы жизни ребенка — она предугадывает желания малыша, знает каждый его звук и улыбку, защищает его от злых медиков, соседей, родственников и всех представителей жестокого мира.
Замечательно и тонко размышляет Эрих Фромм, философ и психотерапевт, в своей книге «Искусство любить»: «Материнская любовь к растущему ребенку, любовь, которая ничего не желает для себя, это, возможно, наиболее трудная форма любви из всех достижимых, и наиболее обманчивая из-за легкости, с которой мать может любить своего младенца”.
Настоящие трудности начинаются тогда, когда в своей всепоглощающей заботе мать не замечает первых попыток ребенка к самостоятельности, независимости — от нее и ее окутывающего внимания. Любовь и обожание своего дитя являются способом самолюбования, удовлетворением собственного нарциссизма, поскольку ребенок воспринимается как продолжение самой себя. Восторги других людей ее малышом, мама принимает на свой счет. Обожанием ребенка на время закрыт вопрос о своей значимости и нужности, и теперь задачей становится эту нужность максимально продлить, увековечить.
Тут, кстати, вспоминается еще один анекдот.
«Мать зовет из окна сына. Тот, подбегая, спрашивает: мама я в туалет хочу или замерз? — Ты проголодался, — отвечает мать».
«Мама хочет тебе счастья»
Справедливо заметить, что родителю всегда столько же лет, сколько ребенку: ведь мать и отец рождаются одновременно с ребенком, до этого они родителями не были. Мудрые люди потому и говорят, что, воспитывая ребенка, нужно, прежде всего, воспитывать себя.
Настоящее испытание для матери, проверка ее на зрелость, начинается по мере того, как малыш растет. Работа над собой заключается вовсе не в бессонных ночах, которые, как бы ни были трудны, предусмотрены природой. Невзгоды быстро уходят из памяти и остаются воспоминания о времени безусловно трудном, но радостном. Истинная работа начинается тогда, когда родителям потребуется принять своего ребенка таким, каким его задумал Всевышний, отделить себя от него, свои желания от его желаний и потребностей, принять его отказы и сделать все необходимое, чтобы ребенок не только вырастал, но и взрослел, зрел. Любить и принимать ребенка, который становится все более и более независимым и похожим на самого себя, трудная задача. По сути, женщина вынуждена учиться любить одновременно «свою кровиночку» и отдельного человека с собственными взглядами и собственными ошибками.
Стоит вернуться к мотивам, благодаря которым ребенок неповзрослевшей мамы появился на свет. Он был рожден с миссией любить, заполнить пустоту и стать лучом света в темном царстве. И вдруг он заявляет миру, в лице мамы, что у него есть свои желания, потребности, взгляды на мир. Тот, кто явлен был в мир, чтобы любить и обожать, оказывается, может любить других людей, слушать и слушаться не маму, а соседку, подружку, учительницу, а общество дрянной девчонки со двора предпочитать обществу мамы.
Ошибочно думать, что эта тема касается только женщин. У мужчин она лежит в несколько иной плоскости. Для женщины это вопрос более душевный: родить того, кто пожизненно будет ее любить, обожать и слушаться. Для мужчины — более социальный: гордиться, утереть нос окружающим и в прямом смысле слова обеспечить себе счастливую старость, когда заботливая дочь или сын будут грелки подносить да путевки в санатории покупать (то есть, по счетам платить).
Нередко, чтобы не утратить послушания своего отпрыска, родители (чаще всего мать) полностью порабощают волю ребенка. В ход идут различные манипуляции: от «сердечных приступов» за ослушания, до известных «мама хочет тебе счастья, и только мама знает, в чем оно состоит». Увы, в жизни подобные вещи редко бывают так очевидны и нарочиты.
Анекдот про одесскую маму на ту же тему: «Мать идет с двумя погодками, мальчиками четырех и пяти лет. — Какие чудные мальчики, — восклицает прохожий. — И кто же мы такие? — обращается он, наклонившись, к ним. — Это стоматолог, а это юрист, — отвечает мама».
Анекдот сжат в плотный комок, это кадр из жизни, зарисовка. В реальности события растянуты на годы. В реальной жизни происходит вот что: мама «намекает» сыну (говорит в жесткой форме, хватаясь за сердце и принимая капли), что выбранный им путь археологии хорош, но ведь у него с детства аллергия на пыль, которая может развиться в астму, к тому же дядя Вася уже договорился о его поступлении на юридический факультет, а это престижно (далее долго перечисляются достоинства последнего и минусы глупой археологии). Спустя десять лет сын с потухшими глазами жалуется врачу на странные приступы и говорит, что слышал о «панических атаках» («Может, это они у меня?» — спрашивает он, краснея и вытирая капли пота на лбу), а мама знай себе гордится «белым воротничком» сына. Сердечные приступы могут оказаться всамделешными реакциями на попытки чада устроить личную жизнь. И врач скорой помощи будет рекомендовать постельный режим, «и никаких волнений». Чадо остается рядом, верным псом у кровати, сначала на день, потом на месяц, год, жизнь. Так происходят измены, печальнее которых, как известно, нет — измены самим себе. Потом отпадает желание что-то решать и сопротивляться (уже давно известно, что «сопротивление бесполезно» и «только через мой труп»), да и сил на это у далеко не молодого «ребенка» становится все меньше. Если народная мудрость гласит, что цель воспитания — не дать ребенку рыбку, а научить ее ловить, то ребенок, которого рожают «для себя», пожизненно ест рыбу из родительских рук, одновременно проклиная и не мысля жизни без этой дающей руки.
Закончить и обобщить хотелось бы оптимистично, ведь все-таки «лучше поздно, чем никогда», и изменения, когда бы они ни были, лучше их отсутствия. Пожалуй, не скажешь лучше, чем сказал об этом упоминаемый уже Эрих Фромм: «…Именно потому, что это трудно, женщина может стать действительно любящей матерью, только если она способна любить вообще; если она способна любить своего мужа, других детей, чужих людей, всех людей. Женщина, которая не в состоянии любить в этом смысле, может быть нежной матерью, пока ребенок мал, но она не может быть любящей матерью, чья задача в том, чтобы быть готовой перенести отделение ребенка — и даже после отделения продолжать любить его”.