Ирина Александровна, хотелось бы разведать ваш «бабушкин» рецепт привлечения ребенка к чтению.

Опыт убеждает, что все очень просто: если жестко ограничивать количество мультфильмов, даже хороших (а компьютерные игры в нашем доме абсолютно запрещены), то дети просят: «Почитай, бабушка». И можно предаваться взаимному удовольствию – чтению с малышами.

Из того, что предлагает интернет, самое полезное – хорошие аудиоспектакли или диафильмы с добротным профессиональным озвучиванием. В интернете подобного, к счастью, много. Диафильм, правда, ближе к комиксу, чем к книге, это некий компромиссный вариант.

Я не хочу сказать, что надо лишить детей мультфильмовской советской классики или современных «Колыбельных мира», или цикла «Круглый год», или, скажем, «Рукавички», или самого нового «Колобка». Перечислять очень хорошие фильмы и мультфильмы, к счастью, можно долго. Смотреть их надо, ими не злоупотребляя. Хорошо бы в обнимку с ребенком, а не просто сунув ему планшет.

В том, как важно именно личное общение, я неожиданно убедилась, преподавая христианскую этику в младших классах. Меня оставляли с полным классом шестилеток, двадцатью пятью, примерно, ребятишками на полчаса в обычной общеобразовательной школе. Десять минут мы беседовали, десять рисовали, а в оставшиеся десять я пыталась удержать их внимание, старательно отыскивая что-нибудь очень интересное, что возвращало бы нас к основной теме нашего разговора. И столкнулась я с занятной ситуацией: не отрывки из блистательных документальных фильмов «Птицы» или «Микрокосмос» и даже не отрывки из экранизации «Льва, колдуньи и платяного шкафа», а мой ничем не иллюстрированный пересказ сказок Льюиса вызывал самый глубокий интерес, абсолютную тишину и внимание. Я даже стала сама писать сказки, точнее, они приходили в тот период жизни, когда я знала, кому завтра буду их читать.

Самые трудные и неуправляемые дети разительно преображались в благодарных слушателей, к моему удивлению. Поговорив с их учителями, я поняла, что эти неуправляемые дети обездолены по части родительского внимания, а игрушками и зрелищами от них откупаются прилежно. Я подумала тогда: мы все, и дети, и взрослые, к счастью, на какой-то глубине защищены Господом естественными для человека предпочтениями, потребностью друг в друге.

Но это, к сожалению, не значит, что мы гарантированы от того, чтобы подсесть на движущиеся картинки, которые тем более интересны, что подчиняются движению нашего пальца. Скажите честно, дорогие взрослые, что вам легче: прочесть сорок страниц хорошей книги, требующей усилий ума и сердца, или открыть и просмотреть несколько сайтов, пусть даже самых безобидных новостных, православных?

Сегодня многие дети даже старые мультфильмы не могут смотреть. Они лучше воспринимают диснеевские – яркие, «клиповые», а мультфильмы нашего детства, которые кажутся такими чистыми, им просто скучны…

И этого я не могу принять. Как-то мы с внуками, чтобы не смотреть только советские и лучшие из наших современных, решили включить что-то совсем безобидное зарубежное. Посмотрели про паровозики. Мультфильмы будто бы неплохие, но примитивные. И возжелали мои внуки паровозиков еще и еще. К примитиву человек скатывается радостно, легко, запросто. Воспитание – это тяжелая борьба со многими поражениями: все время почти ничего не получается, а в конце концов результат есть.

Нет никакого другого пути, кроме как ограничивать то, что «съедает» читателя.

То есть отнять гаджеты и дать книгу?

Вот именно «отнять», потому что если предложить ребенку выбор, он выбирает то, что легче всего.

У нас, взрослых, очень велико искушение занять ребенка планшетом, чтобы спокойно приняться за дела или отвоевать себе таким образом покой. Я не могу утверждать, что сама от этого искушения свободна. Но последствия совершенно неотвратимы. В конце концов, никому не приходит в голову кормить ребенка исключительно конфетами, потому что он их хочет и можно сэкономить время на приготовлении обеда.

Приведу просто сразивший меня пример из личного опыта. В нашей семье компьютерные игры безоговорочно запрещены. Этим летом мы с внуками гостили у родственников, и тут кто-то из взрослых дал семилетнему внуку игру в телефоне. Он у нас натуралист, говорит, что хочет быть лесником. Незнакомый дачный двор, дом, сад – все это только что его занимало. А с этой игрой он ушел в душную комнату и, пока я его не извлекла, не мог оторваться от нее. Это такой яд, которому просто невозможно сопротивляться. У внука нет телефона, на котором можно играть, но он говорит, что в школе смотрит через плечо, когда все играют.

Не боитесь, что внук будет чувствовать себя «белой вороной»?

Не боюсь. Мы как-то пришли в кукольный театр. В первом ряду, рядом с нами, сидел мальчик. Представление уже началось, а он все еще играл, не выпуская из рук планшета. Я говорю своим: «Вот смотрите, мальчик заболел, и с вами может случиться то же самое».

Всю жизнь приходится бороться с собой, с детьми и за детей.

Я отлично понимаю, какой старорежимной занудой я наверняка кажусь многим «продвинутым» читателям, но у меня нет цели всем нравиться, вписываться в мейнстрим и тем более вписывать в него своих внуков. Там, в этом бесконечном состязании за более крутой гаджет и за все остальное крутое прочее, очень тоскливо и уныло даже победившим. Пусть этот мейнстрим, который очень похож на Мальстрем не только по созвучию, существует без меня и моих внуков, а мы без него. Дай Бог, чтобы это получилось.

Английский поэт Дж. Раскин как-то сказал: «Детство часто держит в своих слабых пальцах истину, которую не могут удержать взрослые люди своими мужественными руками и открытие которой составляет гордость позднейших лет»…

Мне сейчас 59 лет. Мой средний внук очень похож на меня характером, и по его поведению, по тому, как он воспринимает мир, я вспоминаю то, что уже забыла. И мне так отрадно, что во мне снова детство расцветает, потому что детство – это счастливое время, когда за каждым углом ждешь счастья. Удивительно, что в старости детство не растворяется, а приходит заново.

Мне стало интересно, только ли со мной так, и я стала спрашивать своего 84-летнего папу о том, что ему больше всего вспоминается. За плечами у папы интересная жизнь, он кандидат технических наук, работал в Алжире, преподавал там, ему есть что вспоминать, а он ответил: детство, ранние детские впечатления.

И мама моей подруги, горячо любимая 75-летняя Нина Тимофеевна, также ответила: детство. И это несмотря на то, что на ее детские годы пришлась война.

Детство – не просто приятные воспоминания. Это краеугольное, очень значительное время. Как-то меня поразили воспоминания Толкиена, автора «Властелина колец», что самую определяющую в его жизни роль сыграли четыре года в детстве, проведенные в деревне. Там он видел деревья, природу, речку. Без этого нельзя вырасти ребенку.

Сейчас модно водить малышей в какие-то школы раннего развития, а на самом деле это, по-моему, в большинстве случаев, работа на удовлетворение родительского тщеславия, и только. Вся жизнь – прекрасное, обучающее действо. У ребенка должны быть события в жизни, а события – это лето в деревне, посещение театра, общение с бабушками, дедушками, гостями, праздники и даже особая уборка перед праздниками.

С внуками что вы читаете?

С ними мы читаем Барто, Чуковского, Маршака, Маяковского, а также английские детские стихи в родных блистательных переводах. Кстати, Марина Ивановна Цветаева, будучи в эмиграции, очень хвалила детскую советскую литературу, потому что она была сосредоточена на душевной жизни детей, к ней серьезно относились и много хорошего для детей написали.

Навскидку, не претендуя на исчерпывающий ответ, можно назвать рассказы Осеевой, Пантелеева и Зощенко, сказки Шварца. И Бианки хорош, и Носов хорош, и Драгунский. А непосредственно сейчас с шестилетним и восьмилетним внуками мы закончили «Лоскутик и облако» Софьи Прокофьевой и принялись за другую ее сказку «Пока бьют часы». Все сказки Прокофьевой просто замечательные.

Я очень люблю хорошо иллюстрированные книги. Мои внуки книжек без картинок не признают вообще. Я согласна, что книга становится событием, когда в ней есть хорошие иллюстрации. Младенчество немыслимо без Сутеева. Я очень люблю Беатрис Поттер и мультфильмы по ее рисункам и балет. Если я стану перечислять любимых иллюстраторов детских книжек, то век не закончу: Билибин, Конашевич, Лебедев, Чарушин, Семенов, Спирин, Ерко, Штанко, Чукавины, Ингпен, Архипова, Чижиков, Ломаев, Васнецов, Владимирский…

А что из классики вам ближе?

Если не уходить от темы детства и отрочества, то осознанной яркой встречей с классикой стала «Война и мир» Толстого. Я даже помню, что в день рождения, когда мне исполнилось 14 лет, я получила в подарок четыре томика этого романа. А еще, может быть, в знак того, что я уже отчасти барышня, мне впервые подарили цветы, очень много цветов в горшках в январе. До сих пор помню, как я открывала «Войну и мир», снег за окнами, цикламены в комнате повсюду – и пронзительное ожидание счастья. Потом открытием стал Достоевский, но до сих пор с Толстым связано что-то неимоверно праздничное: и с «Войной и миром», и с «Детством», «Отрочеством» и «Юностью».

Наверное, поэтому подростков влечет поэзия…

Подростки, насколько я могу судить, больше ищут романтики в прозе. Это скорее Грин и рыцарская тема у Вальтера Скотта. Поэзия приходит в ранней юности.

Я знаю, что вы очень любите Диккенса. В каком возрасте лучше начинать с ним знакомство?

В дошкольном или младшем школьном возрасте можно читать сказку «Волшебная косточка». «Рождественская песнь в прозе» есть в программе 6-го класса, если я не ошибаюсь, и это очень хорошо. А в классах восьмом-девятом уже можно прочесть и «Оливера Твиста», и «Дэвида Копперфильда».

А покритиковать из современной литературы что вы можете? Есть список авторов, которых бы вы посоветовали родителям «спрятать» от своих детей?

Когда-то прочла Коэльо только потому, что моя ученица подарила мне его как сокровище. Я уже писала в «Отроке», что такая литература – безобразие. Потом мне подарили Шмидта, который сейчас очень популярен. Такой сентиментальный и легкий до пошлости вариант «духовности». Но если мне никто не предлагает плохих книг, то я и не читаю.

Чарскую считаю очень плохой литературой. Хотя я слушала когда-то лекцию специалиста по подростковой литературе, которая утверждала, что для целого поколения «Княжна Джаваха» была произведением, формирующим личность. То, что гимназистки зачитывались Чарской, свидетельствовала моя бабушка.

Я попыталась читать Чарскую, но не выдержала. Кроме чудовищного стиля, в котором розы, чинары, локоны и нежный румянец так и просятся на коробку конфет, у Чарской есть трудно уловимая тонкая какая-то гадость. Вот, к примеру, «Записки маленькой гимназистки». Прекрасная сиротка в семье чудовищных родственников так хороша, так терпелива, но, судя по осадку, который оставляет эта душещипательная история, в ее терпении нет ни любви, ни прощения, а какое-то сладострастие страдания и хорошо скрытого чувства превосходства. Словом, если про сироток, то лучше читать «Поллианну» Элинор Портер.

«Парфюмер» Зюскинда в программе – это целенаправленная война против наших детей, может, и не осознанная, а так, от каши в голове. В этом романе смысл один: человек – это что-то вроде крысы.

И Кафка абсолютно не для школы, дети же очень ранимые существа.

Роджер Желязны – страшное безобразие, сплошные путешествия в мирах без всякого смысла и света.

Плох именно Желязны или, кстати, Лукьяненко, а вовсе не сам жанр фэнтези или научной фантастики.

Сейчас происходит деление литературы на православную и не православную. Как вы считаете, следует ли нам бояться европейской литературы и ее влияния?

На Западе есть огромное количество литературы, без которой невозможно вырастить ребенка. Да и взрослым ни к чему выдумывать себе роль каких-то православных ряженых, тем более ряженых в невежество. Западная культура была сформирована христианством. Просто Европа сегодня от христианства удаляется.

Мне кажется, без английской литературы я бы не прожила. Как же нам без Шекспира, без Диккенса, без Голдинга, без Толкиена и Льюиса, Милна с «Винни Пухом»? К слову, последняя моя книжная покупка – «Алиса в стране чудес» Льюиса Кэрролла в переводе Демуровой с иллюстрациями Евгении Чистотиной. Просто праздник, а не издание.

В немецкой литературе для меня драгоценнее всего Гете, Гофман и «Холодное сердце» Гауфа. Эту сказку уже успел оценить мой восьмилетний внук.

Не могу сказать, что пылко люблю французскую литературу, но Гюго прочитать в отрочестве стоит. Отец Иоанн Крестьянкин цитировал историю епископа Бенвеню из «Отверженных», не боясь того, что это пример литературы не нашей, а западной.

У Бальзака самое лучшее не многотомная «Человеческая комедия», а «Шагреневая кожа» и небольшой рассказ «Обедня безбожника».

Моя бабушка рассказывала, что однажды прогуляла занятия в гимназии, потому что не могла оторваться от романа польского писателя Сенкевича «Камо грядеши» («Куда идешь» или «Quo vadis» в других изданиях). Александр Леонидович Дворкин интересно пишет о том, что хэппи-энд этого романа о христианах Рима времен Нерона не вполне христианский, но утверждает, что своей дочери все же рекомендует его прочесть.

А как же прожить без датчанина Андерсена, без шведки Астрид Линдгрен, без финки Туве Янссон? Без «Дон Кихота» испанца Сервантеса, наконец, или «Божественной комедии» итальянца Данте?

А чем нам помешает «Том Сойер» Марка Твена, «Старик и море» Хемингуэя или «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери? Все эти авторы американцы.

И еще очень жаль, что утеряна традиция писать письма на бумаге…

Для тех, кто хочет, ничего не утеряно. Моя подруга, к примеру, несмотря на общение в скайпе, пишет на бумаге чудесные письма. А внук мой недавно получил от крестного в подарок дивное издание «Пятнадцатилетнего капитана» с обширной дарственной надписью, которая тоже своего рода письмо.

И напоследок, вы можете вывести формулу, как родителям привить своим детям любовь к литературе?

Ребенок не будет читать, если он не видит взрослого с книжкой. Дух чтения должен царить в семье. На нравоучения и советы человек мало реагирует. Наверное, формула такая: любите ребенка и любите книги.