Я вам сейчас расскажу, как все было на самом деле. И если Мишка будет возражать, вы ему не верьте. Это я первый с Валькой познакомился, а не он. Там вообще недоразумение вышло. Мы и с Мишкой-то подружились благодаря недоразумению. Я ходил тогда на плавание. Ну, я и сейчас хожу. Но тогда я тоже ходил…
В общем, в раздевалке подошел ко мне Мишка и спросил:
– Хочешь, покажу тебе пастушью сумку?
Я согласился, конечно. Кто ж не захочет? В наших краях пастухов немного водится. Откуда им взяться в портовом городе? Я себе сразу представил, как она выглядит. Обязательно из кожи какого-нибудь животного. Наверное, козы. Пастухи ведь и коз пасут, не только коров. Мехом наружу. Серая такая, пушистая. И, наверное, лапка с копытцем свисает. Как шапка у Зверобоя. Только у него на шапке лисий хвост, а на пастушьей сумке — копытце. И еще я подумал: здорово, чтобы в сумке еще и свирель была. Я в фильме видел, как пастухи коротают время, играя на свирели. Но Мишка про свирель не говорил ничего, поэтому я на нее и не надеялся.
В общем, всю тренировку я только о сумке и думал. Я сразу решил, что было бы здоровски ее обменять на что-нибудь. На воздушный пистолет, может. Мне Колька за него монетку в сто итальянских лир предлагал. Красивая монета. По краям из белого металла, а в середине — желтый кругляш. Не золотой, конечно. Золото, наверное, в тысяче лир. Или в миллионе. Но я не согласился. Монеты-то я собираю, только они у меня в баночке из-под маминого крема лежат, а пистолет с собой таскать можно. Тем более, он на настоящий похож, как две капли.
А вот за пастушью сумку я готов был и с пистолетом расстаться. Сумка — вещь редкая. А пистолет у любого есть. Даже у Витьки-дурачка с первого подъезда. Ему папа из рейса привез на Новый год. Так что я решил — пистолет мне не жалко. А Витька, он на самом деле не дурачок. В том смысле, что с головой у него все в порядке. Просто бабка его, Зоя Степановна, как-то за хлебом послала, а он деньги потерял, причем, еще не успев через дорогу перейти. Мы их потом по всему двору искали, но так и не нашли. Он вернулся к бабушке, она на лавочке возле подъезда сидела, так, мол, и так, потерял. Ну а она ему и сказала: «Ты, Витька, как дурачок. Ейбогов. Тебя даже за хлебом отправить одного нельзя». Кто такой Ейбогов мы не знали. Артем предположил, что это доктор, который умалишенных лечит, а Мишка тогда сказал, что это американец знаменитый. Поэтому к Витьке прилипло прозвище «дурачок», без Ейбогова. Вечером я у мамы спросил, она сказала, что это выражение такое, «ей-богу», подтверждающее, что сказанное тобой именно так и было на самом деле.
Когда мы, обернутые полотенцами, вышли из душа, Мишка пошел не к своему ящичку, а к самому дальнему, которым никто никогда не пользовался, потому что там дверца косая была. Я еще удивился, как он не боится, что сумку кто-нибудь стащит? Он дернул дверцу, та со скрипом открылась. Я ожидал, что сумка на крючке висит, на который мы полотенца обычно вешаем. Но ящичек оказался пуст. Мишка потянулся к верхней полке, на которой ничего кроме плавок и очков не помещалось. Я расстроился, подумал, что сумка вообще какая-то крохотная. А этот балбес достал оттуда пучок травы.
– Гляди, правда, круто?
Он улыбался так, будто набрал в игре «Волк и яйца» 999 очков.
– Что это? — я понял, что пистолет пока останется у меня.
– Пастушья сумка, — Мишка по-дурацки улыбался, аккуратно придерживая подсохшие травинки. — Смотри, какие листики интересные — треугольные.
Я снял полотенце, свернул его и больно щелкнул Мишку по ноге.
– Ты чего?! Совсем офонарел?
– Нечего меня разводить! Сразу бы сказал, что куст какой-то покажешь.
– Ничего и не куст! Когда мне дядя Женя рассказал, что эта трава называется «пастушьей сумкой», я сразу подумал, что этого никто не знает. Ну, кроме взрослых. И тебе решил рассказать. Ты-то не знал.
– Не знал, — сказал я. — Но видел ее уже тысячу раз. На пустыре возле стройки ее полным-полно. Я-то думал, что ты всамделишную сумку покажешь, со свирелью.
– С какой свирелью? — удивился Мишка.
– С пастушьей. Что, думаешь, пастухи в сумке носят?
– Ну, обед, наверное.
– Балда! У них же коровы вокруг. Захотел поесть — надоил себе хоть литр молока и все — сытый. Знаешь, какое оно калорийное, молоко прямо из-под коровы? Потом целый ничего есть не хочется. И карту еще носят.
– А карту зачем?
– Чтобы знать, куда коровам заходить нельзя. Чтобы на луга соседнего колхоза не забрести. У них с этим строго.
Мишка недоверчиво смотрел на меня.
– Ты-то откуда знаешь?
– У тебя же есть дядя, который про травы рассказывает. А мой дядя, мамин двоюродный брат, мне про село рассказывал.
– И про карты? — Мишка забыл про свою траву. Я увидел, как его глаза заблестели при упоминании о картах.
– Ну да.
– А они у него есть?
– Кто, коровы?
– Сам ты корова! Карты с районами.
– Не знаю, — сказал я. — Он мне не показывал. И они, наверное, секретные. Не для общего пользования.
– С чего бы это?
– Не знаю. Я у дяди спрошу, он точно расскажет.
Мишка картами всякими увлекся после того, как его старший брат из армии вернулся и притащил командирский планшет. Коричневый, кожаный, потрепанный. Мишка всем рассказывал, что это генерал во время боя потерял, когда его ранили, а брат его подобрал и в штаб вернул. Там все секретные документы достали, а планшет брату подарили, в качестве благодарности. Но я не верю этому. Если бы действительно, какого генерала ранили, об этом в газетах написали или даже по телевизору показали.
В общем, получив планшет, Мишка начал его забивать всякими картами и схемами. В основном, там были школьные контурные карты. А еще вырезка из газеты со схемой Куликовской битвы и план метро с олимпийским мишкой на обороте.
Хоть я был на Мишку обижен, домой мы пошли вместе. Оказалось, его пятиэтажка через дорогу от моей. И вот я, расстроенный, шел с Мишкой домой, но уже решил: хорошо, что у меня и монеты останутся, и воздушный пистолет. Все равно бы сумку я с собой никуда носить не смог. Ни в школу, ни на тренировки. Для школы мне мама, после долгих уговоров, купила яркий рюкзак на молниях, которые, если расстегнуть полностью, в два раза увеличивается. Если бы я его на пастушью сумку поменял, маме было бы неприятно. А на тренировки я хожу с сумкой с надписью “Динамо”. Мне её крестный подарил. Только “Динамо” красным написано, а я, конечно, хотел бы, чтоб было по-взаправдашнему, синим. Ну, ладно. Все равно сумка хорошая. И вообще, это единственный подарок от крестного за все время. Но я на него не в обиде. Он разводится постоянно, ему не до меня, хоть и своих детей у него пока нет.
И вот подходим мы к моему дому , видим — возле пятого подъезда стоит куча всяких вещей, шкаф и трюмо с зеркалом. Мы подошли ближе. На лавочке сидела девочка. В синем джинсовом комбинезоне и белой футболке. А рядом Артем ошивается. Он на нее как бы не обращает внимание. Только трюмо рассматривает, дверь шкафа открывает-закрывает и в сторону косится.
Артем так и не решился заговорить с ней. Уж я-то его знаю. Нелюдим. Я сразу подумал, что девочка только сегодня в наш дом переехала. Родители, наверное, поднялись в квартиру, а её оставили за вещами смотреть. И как ей, наверное, сейчас жутко сидеть рядом с молчаливым мальчиком, Артемом, который и слова, наверное, не проронил, но зато внимательно рассмотрел и сосчитал все вещи. Я решил ее успокоить.
– Ты его не бойся. Он ничего не поломает. Его Артем зовут.
– И вовсе я ничего и не ломаю, — отозвался Артем.
– Я это и говорю. Отойди лучше от чужих вещей.
– Ничего, пусть смотрит, — сказала девочка.
– А как тебя зовут? — спросил Мишка.
Вот посудите сами: я-то первый с ней заговорил. Спас от немногословного Артема, а потом уже Мишка влез. И теперь он говорит, что с Валькой первый познакомился. Где это видано такое, а? Влез в чужой разговор, и говорит, что первый был.
– Валя, — ответила девочка.
– У меня тётю тоже Валя зовут, Валентина Петровна, — теперь в разговор влез Артем. Но он говорил это не девочке, а куда-то вглубь шкафа, дверцу которого он снова открыл.
– А я и не Валентина вовсе, — девочка поправила челку.— Меня Валерия зовут.
– Ничего, у меня и дядя Валера есть, — продолжал рассказывать шкафу Артем.
Валя посмотрела на меня:
– Он всегда такой?
Мишка снова влез в разговор:
– Это он еще нормальный. Так-то он с незнакомыми вообще не разговаривает.
А я ответил:
– Он всегда такой. Мы уже привыкли. Это наш друг.
– Понятно, — Валя посмотрела на верхние этажи, пытаясь, наверное, увидеть родителей.
– Это Мишка. А я — Денис. А вы откуда к нам переехали? — я уселся рядом с ней на лавочку.
– С Левого берега, — Валя отодвинулась немного, давая возможность усесться Мишке между нами.
Артем полностью открыл дверь шкафа и уселся внутри.
– А у меня… — начал он задумчиво, опять ни на кого не глядя и поглаживая темно-коричневую дверь шкафа.
– Кто-то из родственников на Левом берегу живет? — перебила его Валя.
– Откуда ты знаешь? — Артем очень удивился, даже нервно встал и обошел шкаф.
– На Левом берегу много кто живет, — туманно ответила Валя.
– Это точно, — Артем явно успокоился.
Мишка ничего не говорил. Он во весь рот улыбался от того, что Валя посадила его рядом с собой, даже от меня отодвинулась. Мне хотелось его в шкафу на ключ закрыть. И выбросить. Не шкаф, конечно. Ключ. Но я сдержался. Надо подавлять в себе нехорошие порывы. Я и закрыл бы, если не умел бы подавлять, я не шучу.
А потом вышли Валькины родители. Они мне показались очень молодыми. Папа — высокий и светловолосый. В футболке с вырезом. А мама — с черными волосами и очень похожая на Вальку. Вернее, конечно, это Валька на нее похожа, но смысла это не меняет.
Они с нами познакомились. Папа даже пожал всем руки. Он спросил, не поможем ли мы занести наверх вещи. Мы согласились.
Артем начал было подбираться к уже полюбившемуся шкафу, прикидывая, как бы его поудобнее захватить. Валькин папа рассмеялся и сказал, что мебель и все тяжелые вещи занесут грузчики. Они приедут минут через пятнадцать. Нам он доверил пару чемоданов, баул и четыре стопки книг, перевязанных бечевкой. Потом они угостили нас яблоками.
Мы спустились вниз. Валька стояла на балконе. Мы с Мишкой помахали ей. Артем приложил ладонь козырьком ко лбу.
Вот так мы и познакомились с Валькой. Вообще, то лето было богатым на всякие события. Много всего интересного. Я при случае, если захотите, вам расскажу.