Мама ушла. Мальчик сидел на стуле перед пустым окном и всхлипывал: «Милая мамочка, вернись, пожалуйста, мне без тебя скучно». Мама ушла тайком. Навсегда. Отец ходил по комнате, растерянно разводил руками, иногда выдыхал из себя воздух, как троллейбус, открывающий двери пассажирам. Потом зазвенел мелочью, пересчитывая деньги.
– Я в магазин, — сказал отец, — хочешь, пойдем со мной?
Не дождавшись ответа, он хлопнул дверью.
«Милая мамочка, за что ты меня бросила? Разве я такой плохой, мамочка? Если папка плохой, бросай только его, а меня возьми с собой. Я буду хорошим, мамочка, вернись, пожалуйста.
Забери меня отсюда, ну, пожалуйста, пожалуйста…».
Звякнул ключ в замке. Но мальчик не побежал к двери, а, глядя в пустое окно, исступленно зашептал: «Мамочка вернись, мамочка вернись, мамочка вернись, мамочка вернись, мамочка вернись, мамочка вернись…».
Дверь открылась, мальчик осторожно повернул голову:
– Я купил тебе пластилин, — сказал отец, снимая пальто. Мальчик отвернулся. Отец достал из карманов бутылку вина и пакет.
– Сейчас котлет нажарим, — он прошел к окну и положил на подоконник коробку с пластилином, — вот. Хочешь кушать?
Мальчик замотал головой.
– Надо поесть, а то еще умрем от голода.
А мальчик вдруг понял, что ему очень хочется умереть от голода. Когда он умрет, на его похороны придет мама (на похороны нельзя не приходить!) и будет плакать. И папка будет плакать, они даже обнимутся от горя. А мальчик будет лежать в гробу мертвый и тоже плакать, но от счастья.
Отец нажарил котлет, налил вина себе и полстакана мальчику.
– Мы мужчины, — сказал отец и поставил на подоконник стаканы и сковородку с котлетами, — мужчины должны терпеть.
Вино было противным, но мальчик выпил, потому что он мужчина и должен терпеть.
– Фух, — выдохнул отец и взял в руки коробку. — Это пластилин. Из него можно сделать все, что хочешь.
Мальчик посмотрел на отца, и тот почувствовал себя обманщиком: из пластилина нельзя сделать мать.
– Хочешь, я вылеплю лошадь, гнедую?
Отец выбрал коричневый пластилин и стал разминать его в руках. А мальчик впервые заметил, что руки у отца худые, с тонкими, почти женскими пальцами.
– У лошади мосластые ноги, очень крепкие, тяжелый круп, задние ноги вначале сильные, потом утончаются, но копыта широкие, прочные. Шея длинная, изящная и морда, смотри, какая красивая морда. И глаза…
Ночью отец выл, а мальчик лежал рядом и молчал от страха, а потом устал бояться и заснул. Утром отец разбудил его.
– Я на работу, ненадолго, я вернусь, хорошо? А ты спи, спи, я вернусь.
Когда мальчик проснулся, в окно светило солнце. От его тепла лошадь на подоконнике размякла и опустилась на колени. Мальчик открыл коробку с пластилином и стал лепить мир. В нем были мужчины и женщины, дети и старики, деревья и дома, слоны, верблюды, кошки, собаки и даже одна парикмахерская с парикмахершей. В этом мире влюблялись, женились, у них появлялись дети, они вырастали и уходили на войну, но никогда не умирали. Случалось, кому-нибудь отрывало пушечным ядром руку или ногу, или даже голову, друзья и родные оплакивали героя, но он вскоре воскресал. Потому что мальчик лепил новую руку или ногу, или даже голову, а на грудь — ленту с орденом, отчего вчерашний герой становился только красивее.
– Ах, какая тонкая работа! Ты, наверное, станешь скульптором или ювелиром, — восхищались гости отца. — И как много всего, целый подоконник! Молодец.
Мальчик хотел рассказать им об этом своем мире, о том, что в нем влюбляются навсегда, никто никогда не предает, не лжет, не ворует, не ссорится, а офицеры и солдаты воюющих армий с удовольствием ходят в одну парикмахерскую. Но взрослые спешили к столу. Там они пили, закусывали и пели песни о любви и о родине. А мальчик, слушая их песни, вдруг почувствовал, что все они кем-то брошены. От невыносимой тяжести в душе они собираются вместе, сердца их наполняются любовью, и тогда даже грустные песни приносят радость.
Мальчик вырос. Он не стал ни скульптором, ни ювелиром. Он решил стать писателем. Пластилиновый мир на подоконнике он оставил потому, что стал взрослым, а взрослому стыдно играть в пластилиновых солдатиков. И это было его первое предательство. Потом мальчик понял, что предавать — это в природе человеков. Он стал как все мучиться своими предательствами, терпеть, прощать и ждать прощения.
Его книги не покупали.
– Все это сказки, — говорили ему, — в ваших книгах влюбляются навсегда, не лгут, не воруют, не ссорятся. Читателю это не интересно, потому что так не бывает.
«Бывает, — думал он, но не говорил ничего, — зачем убеждать человеков в том, что они и сами знают. Такой мир есть, но мы бросили его, и сознаться в этом нам стыдно».
Мальчик, хотя он уже и не мальчик, будем называть его писателем, хотя, какой же он писатель, его никто не издавал, поэтому он зарабатывал на жизнь, чем придется: помогал тем и этим, и только по ночам продолжал писать свои книги. По воскресеньям он ходил в церковь. Он однажды понял, что тот, брошенный им, пластилиновый мир он не выдумал, он существует на самом деле, там — наверху. И он молился, нет, не Богу; он молился своему настоящему пластилиновому миру. И все вокруг, он это видел, тоже молились этому миру, потому что он был, если не на подоконнике, то в душе у каждого.
Вот так мальчик прожил свою жизнь, состарился и однажды к нему пришел ангел.
– Пойдем, — сказал ангел.
– Куда? — спросил мальчик.
– В магазин, купим тебе пластилин.
Они купили самый лучший пластилин. В коробке были все цвета, и они никогда не кончались. Какая-то волшебная коробка.
– А теперь закрой глаза, — сказал ангел.
Мальчик закрыл.
– Открой.
Мальчик открыл глаза и не увидел ничего. Мир вокруг был пустой, как окно в детстве. Мальчик открыл коробку и вылепил из пластилина маму. Она ожила и обняла его.
«Значит, отец не обманул», — подумал мальчик и вылепил отца. Отец улыбнулся сыну, обнял жену, и они вдвоем расплакались от счастья. А мальчик, чтобы они не скучали, вылепил им друзей, деревья и дома, гнедую лошадь, слона и верблюдов, собаку, кошку и птицу, и даже одну парикмахерскую с парикмахершей.