Как избавиться от желания постоянно опекать других и начать думать о себе
Так называется книга Мелони Битти о старом, как мир, заболевании, но получившего название совсем недавно, не без участия автора. Мелони Битти — одна из самых известных писателей, пишущих в жанре самопомощи. На протяжении более 20 лет писательской карьеры, она написала 15 книг, опубликованных на 20 языках, и сотни журнальных и газетных статей. Ее имя известно в кругах, связанных с зависимостью и выздоровлением от нее. Книга «Спасать или спасаться?», ставшая международным бестселлером, представила миру термин «созависимость» в 1986 году. Миллионы читателей доверились слову и руководству Мелони, потому что автор не понаслышке знает, через что им приходится пройти. В своей жизни она пережила наркотическую и алкогольную зависимости, развод и смерть ребенка.
Почему Мелони решила посвятить свою жизнь проблемам созависимого поведения, она рассказывает в предисловии к своей книге. Ее первые шаги начались с желания понять окружающих ее людей: «Созависимые были необходимым раздражающим фактором. Они были враждебны, склонны к контролю и манипуляции, нечестны, давили на чувство вины, были трудны в общении, как правило, сварливы, иногда откровенно полны ненависти — и создавали препятствия для моего компульсивного стремления получить «приход». Они орали на меня, прятали мои таблетки, корчили мне мерзкие рожи, выливали мою выпивку в раковину, пытались не дать мне добыть наркотики, желали непременно знать, почему я так с ними поступаю, и спрашивали, что со мной не так. Но они всегда были рядом, готовые спасти меня от катастроф, которые я сама же и создавала. Созависимые в моей жизни не понимали меня — и это непонимание было взаимным».
Гораздо позже Мелони напишет о своей работе в группах с такими людьми: «Я видела людей, которые считали себя ответственными за весь мир, но отказывались принять ответственность за то, чтобы вести собственную жизнь и жить ею. Я видела людей, которые постоянно отдавали, но не умели принимать. Я видела людей, которые отдавали до тех пор, пока не становились гневными, изнуренными и опустошенными. Я видела, как некоторые отдавали, пока не сдавались. Я даже видела одну женщину, которая отдавала и страдала так много, что умерла от «старости» и «естественных причин» в возрасте 33 лет. Она была матерью пятерых детей и женой алкоголика, которого в третий раз посадили в тюрьму.
Я работала с женщинами, которые стали специалистами в умении позаботиться об окружающих, однако сомневались в своей способности позаботиться о самих себе.
Я видела пустые оболочки людей, бездумно бросающихся от одного дела к другому. Я видела угодников, мучеников, стоиков, тиранов, увядающие лозы, вьющиеся лозы и — заимствуя строку Г. Саклера из его пьесы «Великая белая надежда» — «изношенные лица, источающие муку мученическую. Большинство созависимых были одержимы другими людьми. Они с великой точностью и подробностью могли пересказывать длинный список их поступков и проступков. Они знали, что он (она) думает, чувствует, делает и говорит; и что он (она) не думает, не чувствует, не делает и не говорит. Созависимые знали, что следует и не следует делать их алкоголику или наркоману. И бесконечно гадали, почему он (она) этого не делает.
Однако эти созависимые, которые так проницательно видели насквозь других, не умели видеть самих себя. Они не знали, что они чувствуют. Они не были уверены в том, что именно они думают.
И они понятия не имели, что они могут сделать (и могут ли что-нибудь сделать), чтобы разрешить собственные проблемы — это если у них на самом деле есть какие-то проблемы помимо их алкоголиков.
Они были невероятно трудной группой — эти созависимые. Они страдали, жаловались и пытались контролировать всех и вся, кроме самих себя. И, за исключением нескольких тихих первопроходцев семейной терапии, многие консультанты (включая меня) не знали, как им помочь.
Сфера помощи при химической зависимости процветала, но это была помощь, сфокусированная на самих зависимых. Литература и тренинги по семейной терапии были редкостью. В чем нуждались созависимые? Чего они хотели? Разве они не являлись просто продолжением алкоголика, гостя лечебного центра? Почему они не могли сотрудничать, вместо того чтобы постоянно создавать проблемы?
У алкоголика есть оправдание его безумному поведению — он был пьян. У созависимых не было никаких оправданий. Они были такими в трезвом виде.
Вскоре я «подписалась» под двумя распространенными убеждениями. Эти сумасшедшие созависимые (значимые другие) — люди более больные, чем алкоголики. И неудивительно, что алкоголики пьют — кто не запил бы с такой сумасшедшей супругой?».
Пройдёт еще несколько лет, прежде чем автор перестанет осуждать тех, кто ее окружал. «В конечном счете я нашла то, что искала. Я начала видеть, понимать и меняться. Моя жизнь ожила. Вскоре я уже вела группу для созависимых в другом миннеаполисском лечебном центре. Но на этот раз у меня было приблизительное представление о том, что я делаю.
Я по-прежнему считала созависимых враждебными, склонными к контролю и манипуляциям, нечестными и обладающими всеми остальными качествами, которые я приписывала им прежде. Я по-прежнему видела все те особенные искажения личности, которые знала прежде. Но теперь я видела глубже.
Я видела людей, которые были враждебны: они ощущали такую глубокую обиду и боль, что враждебность была их единственной защитой против того, чтобы их снова сокрушили.
Они были такими гневными, потому что любой, кто стерпел бы то, с чем мирились они, был бы таким же гневным.
Они стремились к контролю, потому что все вокруг них и внутри них вышло из-под контроля. Дамба вокруг их жизней и жизней людей, окружавших их, вечно грозила прорваться и затопить вредоносными последствиями всех и вся. И казалось, что никто кроме них этого не замечает и что всем наплевать.
Я видела людей, манипулировавших другими, потому что манипуляция казалась единственным способом чего-то добиться. Я работала с людьми, которые были нечестны, потому что системы, в которых они жили, не подразумевали честность.
Я работала с людьми, которые думали, что сходят с ума, потому что принимали на веру такое количество лжи, что уже не понимали, где реальность и что она такое.
Я видела людей, которые были настолько поглощены проблемами других, что у них не было времени выявить или разрешить свои собственные. Это были люди, которые так глубоко — и часто разрушительно — любили других людей, что забыли, как нужно заботиться о самих себе.
Созависимые чувствовали себя ответственными за столь многое, потому что окружавшие их люди не чувствовали себя ответственными даже за малое; созависимые просто закрывали собой брешь.
Я видела исстрадавшихся, растерянных людей, которые нуждались в утешении, понимании и информации. Я видела жертв алкоголизма, которые не пили, но тем не менее становились жертвами алкоголя. Я видела жертв, отчаянно силившихся обрести хоть какую-то власть над своими палачами. Они учились у меня, а я училась у них.
Вскоре я начала проникаться кое-какими новыми убеждениями относительно созависимости. Созависимые не в большей степени безумны или больны, чем алкоголики. Но они испытывают такую же или еще бо́льшую боль. Они проходят через свою боль без анестезирующего воздействия алкоголя, наркотиков или других «приходов», доступных для людей с компульсивными расстройствами. А боль, которую причиняет любовь к человеку, попавшему в беду, может быть очень глубокой.
Созависимые такие потому, что идут через свою боль трезвыми. Неудивительно, что созависимые — настолько сумасшедшие. Кто не спятил бы, пожив с людьми, с которыми живут они?».
В своей книге Мелони задается конкретной целью — найти наиболее точное определение слову «созависимость». Исследуя множество мнений своих коллег и подопечных, она приходит к тому, что все их выводы верны. Некоторые описывают причину, другие — следствия, третьи — состояние в целом, четвертые — симптомы, пятые — шаблоны, а шестые — боль». Очевидное определение было бы таким: быть партнером зависимого человека. Оно близко к истине, но все равно остается нечетким. Оно не вызывает в уме никакого конкретного образа… — продолжает искать Мелони. — Можно ли было однозначно сделать вывод, что созависимость спровоцирована отношениями с людьми, у которых есть серьезные заболевания, поведенческие проблемы или деструктивные компульсивные расстройства. Алкоголизм в семье помогал создавать созависимость, но похоже было, что к ней приводят и многие другие обстоятельства.
Одним из довольно частых показателей было наличие отношений, личных или профессиональных, с неблагополучными, нуждающимися или зависимыми людьми. Но вторым, еще более распространенным показателем, были неписаные, негласные правила, которые обычно развиваются непосредственно в ближайшей семейной среде и задают ритм отношениям.
Эти правила запрещают: обсуждение проблем; открытое выражение чувств; прямой, честный разговор; реалистические ожидания — например, быть человечным, уязвимым или несовершенным; бескорыстие; доверие к другим людям и к себе; игру и удовольствия; «раскачивание» неустойчиво равновесной «семейной лодки» посредством развития или изменений — каким бы здоровым и благотворным ни было это движение. Эти правила обычны для семейных систем алкоголиков, но могут возникать и в других семьях».
В статье из книги «Созависимость, неотложная проблема» Роберт Сабби писал, что созависимость — это «эмоциональное, психологическое и поведенческое состояние, которое развивается как результат продолжительного воздействия на человека и соблюдения им ряда угнетающих правил — правил, которые препятствуют открытому выражению чувств и прямому обсуждению личных и межличностных проблем».
Эрни Ларсен, другой специалист по созависимости и первопроходец в этой сфере, определяет созависимость как «обреченные на провал виды поведения или дефекты характера, которые приводят к снижению способности быть инициатором или участником любящих отношений». «Химически зависимый партнер притупляет свои чувства, а не злоупотребляющий [веществами] испытывает двойную боль — облегчаемую только гневом и, время от времени, фантазиями», — писала Дженет Геринджер Войтиц в статье из книги «Созависимость, неотложная проблема».
Наконец-то Мелони завершает собственное расследование: «Я собираюсь поставить перед собой трудную задачу — определить созависимого одним предложением. И хочу, чтобы вы увидели более широкую картину до того, как я покажу вам более узкую. Я надеюсь, что этот подход поможет вам идентифицировать созависимость в себе, если у вас есть эта проблема. Определение проблемы помогает найти решение. В данном случае решение жизненно важно. Оно означает улучшение самочувствия. Оно означает выздоровление.
Итак, вот мое определение созависимого.
Созависимый — это человек, который позволил поведению другого человека воздействовать на себя и одержим стремлением контролировать поведение этого другого человека.
Этим другим человеком может быть ребенок, взрослый, любимый, супруг, брат, сестра, бабушка, дедушка, клиент или лучший друг. Он (или она) может быть алкоголиком, наркоманом, психически или физически больным человеком, нормальным человеком, которым периодически овладевают печальные чувства, или одним из типов людей, перечисленных ранее.
Но суть этого определения и выздоровления заключается не в другом человеке — как бы глубоко мы ни верили, что это так. Она заключается в нас самих, в том, как мы позволяем поведению других людей влиять на нас, и в том, как мы пытаемся воздействовать на них: в стремлении контролировать, навязчивых мыслях, навязчивой «помощи», опеке, низкой самооценке, граничащей с ненавистью к себе, в самоподавлении, изобилии гнева и вины, странной зависимости от странных людей, влечении и толерантности к ненормальности, центрированности на другом человеке, которая приводит к забвению себя, в проблемах общения, проблемах близости и нескончаемом круговом движении по водовороту пятиэтапного процесса скорби. Созависимые — это опекуны, спасатели. Они спасают, потом преследуют и, в конечном счете, оказываются жертвами.
Слова «спасать» и «опекать» означают именно то, что заложено в их звучании. Мы спасаем людей от ответственности. Мы заботимся об их обязанностях вместо них самих. А потом злимся на них за то, что сделали мы. А потом чувствуем себя использованными и жалеем себя. Вот он, этот шаблон, этот бесконечный треугольник.
Спасение и опека — синонимы. Их определения тесно связаны с пособничеством. Пособничество — слово из психотерапевтического жаргона, которое означает деструктивную форму помощи. Любые поступки, которые помогают алкоголику продолжать пить, избавляют его от переживания последствий или любым способом облегчают ему продолжение пьянства, считаются пособническим поведением.
Как говорит консультант Скотт Эглстон, мы занимаемся спасением всякий раз, как принимаем на себя ответственность за другого человека — за мысли, чувства, решения, поступки, развитие, благополучие, проблемы или судьбу этого человека.
Я не имею в виду акты любви, доброты, сострадания и истинной помощи — ситуации, когда наша помощь обоснованно желанна и необходима, и когда мы хотим оказывать эту помощь. Эти поступки — доброкачественная составляющая жизни. Спасение и опека таковыми не являются.
Опека выглядит гораздо более дружественным актом, чем является на самом деле. Она подразумевает некомпетентность со стороны человека, о котором заботятся. Мы спасаем жертв — людей, которые, как мы полагаем, неспособны быть ответственными за самих себя. А жертвы на самом деле способны позаботиться о себе, несмотря на то, что мы (и они) этого не признаем.
Будучи созависимыми, бо́льшую часть времени мы занимаемся спасением. Мы пытаемся стать живым доказательством того, что люди способны превзойти Бога в святости.
Вы можете спросить, почему вроде бы разумные люди занимаются таким спасением? На то есть много причин. Многие из нас даже не осознают, что они делают. Большинство из нас искренне верят в то, что мы помогаем. Некоторые считают, что мы обязаны спасать. У нас спутанные представления о том, что входит в понятие помощи, а что ею не является. Многие из нас убеждены, что спасение — дело благое. Нам кажется жестоким и бессердечным позволить человеку прорабатывать совершенно оправданные чувства, ощутить последствия собственных поступков, быть разочарованным словом «нет», слышать требование реагировать на наши потребности и желания и вообще брать на себя ответственность и давать отчет за себя в этом мире.
Я считаю, что опека извращает библейские идеи о даянии, любви и помощи. Нигде в Библии нас не учат делать что-то за кого-то, а потом выцарапывать ему за это глаза. Ни в каком ее месте нам не велят пройти лишнюю милю с человеком, а затем схватить посох и побить его за это. Забота о людях и даяние — это хорошие, желанные качества, которые нам необходимы, но многие созависимые неправильно интерпретировали совет «давать, пока не станет больно». Мы продолжаем давать еще долго после того, как уже стало больно, обычно — пока не согнемся от боли пополам. Раздавать другим какую-то часть — дело доброе, но мы не обязаны раздавать все. Оставлять что-то себе — нормально.
Даяние и благие поступки ради других людей и совместно с ними — важнейшая часть здорового образа жизни и здоровых отношений. Но понимание, когда не стоит давать и когда не стоит делать что-то за других людей — это тоже важнейшие части здорового образа жизни и здоровых отношений. Нехорошо заботиться о людях, которые пользуются этим, чтобы избегать ответственности. Это вредит им, и это вредит нам. Существует тонкая грань между помощью и вредом, между даянием благотворным и даянием разрушительным. Мы можем научиться видеть это различие»