Диалог — одна из незыблемых основ любого художественного произведения. В диалогах раскрываются характеры героев, истинные мотивы и цели поступков, особенности мышления и мировоззрения, тонкости взаимоотношений. Можно ещё долго перечислять художественные задачи, которые автор может решить, представив читателю картину жаркого спора, тихой доверительной беседы, ничем непримечательного разговора на лавочке в осеннем парке.
Рискну предположить, что глубокая фраза Сократа «Заговори, чтобы я тебя увидел» есть призывом к диалогу, а не монологу, который требует не столько ума и широты взглядов, как навыка держаться перед слушателем и умения скрывать волнения и неуверенность. Хотя, если быть чуть внимательнее, то во многих самых пламенных монологах можно услышать внутренние диалоги. Вспомните знаменитый монолог Гамлета, когда одними устами важнейший вопрос обсуждают двое: решительный и осторожный, горячий и рассудительный, бунтующий и покорный. Согласитесь, что слова «быть» и «не быть» говорят разные герои.
На осеннюю «Книжную полку» попали произведения с яркими, добрыми, умными, смешными и полными любви диалогами, к которым стоит прислушаться, как к шелесту опадающей листвы или дроби затяжного дождя за окном.
Рэй Брэдбери, «Смерть — дело одинокое», 1985 год.
В детективах, а именно к ним относится роман Брэдбери, уже по законам жанра всегда много диалогов (помните кинофразу капитана Жеглова о том, «что в каждом, даже самом тайном делишке всегда отыщется человечек, который что-либо слышал, что-либо видел, что-либо знает, помнит или догадывается»).
Главный герой — ищущий себя молодой писатель из небольшого городка-спутника Лос-Анжелеса с громким именем Венеция, случайно обнаруживший безжизненное тело в прибрежных водах океана, чтобы распутать загадочную смерть, вынужден вступать во множество самых разных диалогов.
Со стариками, сидящими в павильоне на конечной остановке трамвая, беседа идёт под скрежет стальных колёс по рельсам, с полицейским детективом — по телефону или на фоне звуков тропического леса, с не покидающей свою комнату любительницей классической музыки — под бессмертные оперные арии, с постаревшей звездой немого кино — под шум набегающих на ночной пляж волн. В старом пустом доме с выцветшим объявлением о продаже канареек разговор сопровождает шелест старых газет, а в редакции рекламного издания — повторяющаяся угроза устроить пожар.
Ни один из диалогов сам по себе не указывает на убийцу, но в каждом спрятан кусочек разгадки страшных злодеяний, вся бездну которых открывается лишь в длинном диалоге с разоблачённым душегубом.
Сергей Довлатов, «Иностранка», 1985 год.
Не умоляя ценность созданных автором урбанистических пейзажей Большого яблока, описаний образа жизни и портретов иммигрантов третьей волны, следует признать, что основную часть информации о чувствах, мыслях, желаниях и сомнениях героев повести, обстоятельствах непростого врастания в новую жизнь за океаном читатель получает именно из диалогов. Как и в реальной жизни, в произведении разговаривают много, разговаривают все и обо всём. Запоминающиеся колоритные герои чаще беседуют совсем коротко, но иногда — реплики занимают несколько страниц.
Благодаря диалогам американская жизнь одинокой иммигрантки с ребёнком, в недавнем прошлом избалованной москвички, представительницы золотой советской молодёжи, становится близкой, реально осязаемой и где-то даже понятной. При этом ничего особенного, высокоумного в диалогах нет, они совершенно обычные, разве что с небольшими вкраплениями английских слов, переданных читателю кириллицей.
Иван Тургенев, «Первая любовь», 1860 год.
Сама краткая завязка повести — диалог трёх зрелых господ, засидевшихся приятной компанией за полночь, замечательна тем, что возвышает написанное слово перед сказанным, напоминает нашему спешащему миру, что только излагая на бумагу можно по-настоящему вспомнить, глубоко продумать, всесторонне оценить и сделать наилучшие выводы. Слушатели, нетерпение которых можно описать строкой из шлягера восьмидесятых прошлого столетия « … нет, нет, нет, мы хотим сегодня!/ Нет, нет, нет, мы хотим сейчас!» в конечном итоге соглашаются с предложением Владимира Петровича, подождать пока он напишет, а потом — прочтёт им историю своей не совсем обыкновенной первой любви.
Всё вышло намного глубже, чем описание ярких и пламенных, но вместе с тем, робких и наивных юношеских чувств. Они лишь вершина айсберга.
Погрузившись в чтение, можно рассмотреть сложности вхождения во взрослый мир, мучительный поиск героем себя и своего места в нём, осознание личной ответственности, роль и поддержку родителей в этот непростой период, устройство общества, гендерный вопрос, каким он виделся более чем полтора столетия назад, пресловутые психологические травмы детства, но и это далеко не всё.
Тургеневская повесть неизменно привлекает внимание кинематографистов. Известно о шести экранизациях. Первая датирована ещё 1915 годом, а последняя — 2013. Один из секретов множества киноверсий — яркие насыщенные диалоги героев, которые интересно не только посмотреть на экране, но и прочитать.
Мольер, «Мнимый больной», 1673 год.
Вне сомнений в поисках диалогов нужно обращаться к пьесам, где каждое слово, сказанное героем, должно отзываться в душе и уме читателя или зрителя. Пьеса не может быть слишком длинной. У автора попросту нет возможности вести повествование неторопливо или слишком подробно: иначе свечи сгорят, и огни рампы погаснут раньше, чем станет ясно, что к чему.
Пьеса Мольера сразу даёт понять, что она крутой отвар хитрости, жадности, коварства, лести, себялюбия, лицемерия, изворотливого шарлатанства, глупости, но и любви, бескорыстия, преданности, самоотверженности и находчивости. Каждая страница пьесы дарит золотую россыпь точных, мудрых, ироничных, запоминающихся фраз. У Мольера короткие реплики чередуются с длинными, простые до грубости — с заумными и высокопарными до вычурности, полные смысла с такими, которые произнесены, чтобы спрятать реальные чувства и мысли.
Это снадобье, созданное по старинным рецептам, самое время принять и нам, тем, у кого позади полугодовой карантин, а впереди — осеннее обострение. Зачем? Чтобы обнаружить в своём характере и душе реальные, а не мнимые недуги, и попробовать с ними справиться.