Воскресная Литургия — то еще испытание для многодетной мамы, в арсенале которой имеются и несмышленыши-младенцы, и входящие в очередной возрастной кризис отроки — все они пока не доросли до взрослых и спокойных людей. Эти строки — результат субъективных наблюдений, базирующихся на неумении воспитывать и мотивировать детей находиться в храме всю службу. К сожалению, я часто являюсь участницей одной и той же игры: мама изображает под храмом пастуха, которому по недоразумению не выдали лозинку, а «стадо», не отличающееся послушанием, исследует окрестности в поисках приключений.
Воспитание сына
Мой средний сын, Макар, сегодня усиленно борется с желанием выскользнуть из храма. Не знаю, сработали ли мои длительные беседы о «седьмом дне», который нужно отдать Богу, или же обещанное папой мороженое. Борьба эта хорошо заметна на его личике с наморщенным лбом. Но наступает момент, когда он уже не в силах сопротивляться возможности «проветриться» на свежем воздухе. Стоя возле храма с малышкой на руках, наблюдаю за ним краем глаза.
Макару частенько достаётся от старшего Вани, моего крестника, с которым не то, чтобы не может найти общего языка, а, скорее, принципиально не сходится во взглядах на некоторые вещи. Вот и сейчас минутный разговор между мальчишками закончился тем, что Макар, боль моего материнского сердца, кубарем покатился под откос, а Иван, довольный собой, просиял победной улыбкой. Мой такой слабый и одновременно сильный сын поднялся, отрясая штаны и, стиснув зубы, ушел вытирать слезы за храмовую стену. Титаническим усилием воли заставляю себя не вмешиваться, не взывать к голосу совести Ваньки и не бежать за Макаром, чтобы погладить его сочувственно по голове. К слову, в кругу наших знакомых мам есть одна, которая всегда защищает своих детей, как разъярённая тигрица, а если ребята не берут их в свою компанию — немедленно просит это сделать. Поэтому я уверена, что мое вмешательство сейчас не поможет Макару, а только уронит его авторитет в глазах мальчишек. Это его тропа. Он покоряет ее сам. А я могу лишь помолиться.
Сила терпения и молитвы
Господи, не дай озлобиться МОЕМУ сердцу. Однажды, много лет назад, я спросила у одного батюшки касательно воспитания сына: должен ли мальчишка дать сдачи, если его обижают. Тогда я была совсем юной мамой только одного сына и в неофитском порыве думала, что он вырастет на житиях святых, с младенчества вкушая вместо конфет эти сладкие словеса… (Уточню одну деталь: священник тот был монах, а в прежней, мирской жизни, имел одну дочь). Батюшка, подумав, глядя незлобивыми голубыми глазами в небесную синеву, ответил: «Дал ли сдачи преподобный Серафим, когда на него напали разбойники? Учи его быть, как Серафимушка. От этого он не потеряет, а только приобретет». Воистину, не спрашивай, когда не уверен, что сможешь исполнить. Или же спрашивай по адресу. Но мне и в голову тогда не приходило, что есть многодетные семейные батюшки, имеющие большой опыт в воспитании сыновей. Я много думала над этим, терзаясь внутренними противоречиями. А что, если ему нужно будет однажды защитить сестру?
Или девушку, когда он подрастет? Страну, в конце концов? Но святой саровский старец, к иконе которого я обращалась со своими вопросами, молча взирал на меня своим кротким взглядом…
Самостоятельность ребенка в воспитании
Воспоминания о прошедшем накрывают меня с головой и я, поддерживая парой слов разговор со знакомым пареньком, который караулит рядом младшего брата, замечаю странное движение. Ванька, вполне довольный жизнью, даже, кажется, насвистывающий веселенькую мелодию себе под нос, рассматривает что-то, заинтересовавшее его, аккурат возле церковной ограды. Вдруг, как в кино, начинают мелькать кадры — медленно и ярко. Он, наклонившись вперед, держась руками за металлические прутья и просунув голову прямо между ними, замер в созерцании какого-то жука. Ничего не подозревая опрометчиво остался без прикрытия сзади. Я вижу, как Макар, набирая разгон, приближается к Ивану, зажав в руке гибкий деревянный прутик. Не успеваю не то что крикнуть, а даже рот раскрыть, как лозина эта с размахом припечатывается к Ваниной «пятой точке». От неожиданности он дугой выгибается вперед всем корпусом с возгласом раненого индианского вождя. Думаю: сейчас Макар побежит. Но он медленно кладет свое «оружие» на землю, спокойно отряхивает руки и, повернувшись спиной к ухватившемуся за попу Ване, удаляется. Мне на миг становится страшно. А что, если сейчас Ваня схватит эту же палку и в праведном гневе бросится на Макара?
Воображение уже рисует мне, как они катаются в драке по траве, а меня ждет беседа с мамой Вани, моей любимой кумой (от этого еще горше), но сейчас представительницей крепко обиженного моим сыном мальчика. Мне что, оправдываться, что Ваня первый начал? Детский сад… Вдруг, вопреки моим прогнозам, происходит неожиданное. Ваня, издав гортанный вопль и потрясая в сторону удаляющегося Макара кулаком, спокойно продолжает дальше свою исследовательскую деятельность. Возможно, мне это только кажется, но я теперь имею полное моральное право не вмешиваться, потому что не полезла защищать Макара изначально, он разобрался сам, как смог.
Понятие добра и зла: должны ли быть кулаки?
Злой ли Ванька? Он просто обычный, но чересчур храбрый мальчишка, у которого чешутся кулаки. Злопамятный ли Макар? Надеяться, что нет мне позволяет созерцание того, что вечером этого же дня они спокойно играют вместе, даже не вспоминая о своем приключении. Естественно, я провела очередную беседу о том, что драться — последнее дело, что человеку дан язык и умение договариваться и именно это отличает его от обезьяны в первую очередь. Но (в тайне от сына, конечно) думаю, что в этой ситуации он сделал правильный выбор. Лишь молюсь о том, чтобы он всегда думал, прежде чем делать, и никогда не рубил сплеча.
Интересно, если какая-то молоденькая мама спросит у моего мужа-священника, отца пятерых детей, трое из которых мальчики, могут ли мальчишки драться, что он ей ответит? Примерно знаю: даже должны. Они так познают мир и свои границы в нем. А наша задача учить их не копить злость в сердце и прощать обиды. Ведь добро может быть добром тогда, когда имеет силу противостоять злу и побеждать его. Или молитвой, как это делал преподобный Серафим и добрый батюшка-монах из моей юности, или умением наподдать так, чтобы больше не лезли. Но только с большой любовью. Не той, которая в стихе Евтушенко, предваренном эпиграфом из строк Светлова «добро должно быть с кулаками», копит внутри себя достаточную порцию гнева, чтобы отразить любой удар, а той, которая растворит любую злость в широте собственного любящего сердца, чего подай всем нам, Боже.
Читайте также: “Я сам, или Бунт на корабле”